Власть в «Истории одного города»

Власть и народ -- вот та кардинальная проблема, которая является внутренним стержнем книги и делает ее цельной, несмотря на внешнюю самостоятельность глав.

И первой главе -- «О корени происхождения глуповцев» -- писатель рассказывает о том, как возник Глупов. В ней развенчивается одна из наиболее нелепых к вредных легенд российской истории--легенда о добровольном призвании варягов на Русь.

Согласно этой легенде, древние славянские племена, бывшие некогда свободными и независимыми, решавшие все важные вопросы общественной жизни сообща, на вече, вдруг добровольно отказались от своей свободы, от демократических принципов управления и обратились к варяжским князьям Рюрику, Синеусу и Трувору с просьбой прийти на Русь, чтобы управлять ею: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет: идите княжить и володеть нами». Те пришли, установили самовластие, и с тех пор на русской земле, дескать, воцарились благоденствие и порядок.

Этот миф и взрывает изнутри Щедрин, излагая его в остросатирической, сказочной манере. Писатель ничего не «опровергает», ни с кем не «спорит». Он просто переосмысляет легенду таким образом, что читателю становится ясно: добровольный отказ от свободы, независимости, демократических принципов правления есть величайшая глупость. И если люди сделали такой шаг, то они -- глупцы. Другого названия им нет и быть не может!

Глуновская власть представлена в книге целой галереей градоначальников. С многообразием лиц, в разное время Глуповом правивших, сатирик знакомит читателя главе, носящей название «Опись градоначальникам», краткие характеристики перечисленных в ней правителей поистине убийственны. Кто только не распоряжался судьбами глуповцев! И Амадей Мануилович Клементий, вывезенный из Италии Бироном «за искусную стряпню макарон» и произведенный в надлежащий чин; и Ламврокакис -- «беглый грек, без имени и отчества и даже чина, пойманный графом Кирилою Разумовским в Нежине, на базаре»; и Петр Петрович Фердыщенко -- бывший денщик князя Потемкина; и Онуфрий Иванович Негодяев -- бывший гатчинский истопник

Биографии многих из них могут показаться неправдоподобными. Между тем они отражают реальное положение вещей. При самодержавном строе у вершин власти зачастую оказывались люди совершенно случайные, однако чем-либо «приглянувшиеся» императору или его приближенным. Так, например, Бирон, который будто бы вывез из Италии Клементия, сам был «вывезен» императрицей Анной Иоанновной из Курляндии и получил в ее царствование неограниченную власть. А Кирила Разумовский, якобы поймавший в Нежине Ламврокакиса, стал графом и даже правителем всей Украины только благодаря своему брату Алексею -- любовнику Елизаветы I. Что же касается Фердыщенко и Негодяева, то и их «взлет» напоминает некоторые действительные факты. Достаточно сказать, что Екатерина II дала графский титул своему парикмахеру, а Павел I возвел в графы своего камердинера. Число подобного рода конкретных исторических примеров, наглядно иллюстрирующих реальные истоки сатиры Щедрина, можно было бы легко умножить. Писателю порой не нужно было даже прибегать к преувеличению: действительность давала ему богатейший «готовый» материал.

Есть и этой книге немало такого, что носит откровенно фантастический характер. Градоначальник с «органчиком» вместо головы... Градоначальник с фаршированной головой... Оловянные солдатики -- наливающиеся кровью и остервенело ломающие избы... Здесь сатирическое преувеличение уже переходит все рамки жизненного правдоподобия. Сколь бы ни были фантастичны те или иные фигуры, поступки, детали, в основе их всегда лежат определенные жизненные явления. Писатель обращается к гротеску для того, чтобы до конца обнажить сущность этих явлений, наглядно продемонстрировать их подлинный смысл. Так, образом градоначальника Брудастого, деятельность которого описана в главе «Органчик», сатирик показывает: для того чтобы править городом Глуповом, вовсе не обязательно иметь голову; для этого вполне достаточно обладать простейшим механизмом, способным воспроизводить всего две фразы--«разорю!» и «не потерплю!». Дементий Варламович Брудастый представляет собой как бы саму суть «градоначальничества», очищенную от всего случайного, постороннего. При помощи гротеска сатирик делает предельно наглядным то, что свойственно всем вообще градоначальникам, независимо от их личных склонностей, характера, темперамента, убеждений и т. п.

Разные были в Глупове градоначальники. Деятельные и бездеятельные. Либеральные и консервативные. Вводившие просвещение и искоренявшие оное. Однако все их многообразнейшие прожекты и поползновения в конце концов сводились к одному: к выколачиванию «недоимок» и пресечению «крамолы».

Галерея градоначальников, удостоившихся развернутого изображения, начинается Брудастым, а завершается Угрюм-Бурчеевым. Если первый является своего рода «общим знаменателем» градоначальников, выражает их истинную, очищенную от всяких «примесей» сущность, то последний представляет собой величину более значительную, а потому и более зловещую: Угрюм-Бурчеев -- это та же самая сущность, помноженная на строгий план «нивеляторства» жизни и тупую непреклонность.

Всех своих предшественников превзошел Угрюм-Бурчеев. Превзошел безграничным идиотизмом и неиссякаемой энергией, направленной на претворение в действительность исповедуемых им идеалов. Идеалы же эти суть: «прямая линия, отсутствие пестроты, простота, доведенная до наготы»... Весь город, а точнее, всю страну «бывый прохвост» решил превратить в сплошную казарму и заставить с утра до вечера маршировать. Античеловеческая, нивелирующая сущность самовластия показана здесь Щедриным с потрясающей силой.

Прототипом Угрюм-Бурчеева, во многом послужил Аракчеев. Однако в корне неверно ограничивать широкое обобщающее значение нарисованной Щедриным фигуры, сводить образ--к прообразу. В Угрюм-Бурчееве сконцентрированы и заострены черты, характерные для определенного типа правителей, а не для одного только Аракчеева.

Создавая ироничную гротескную «Историю одного города» Салтыков-Щедрин рассчитывал вызвать у читателя не смех, а «горькое чувство» стыда. Идея произведения построена на изображении некой иерархии: простой народ, который не будет сопротивляться указаниям зачастую глупых правителей, и самих правителей-тиранов. В лице простого народа в данной повести выступают жители города Глупов, а их угнетатели - градоначальники. Салтыков-Щедрин с иронией подмечает, что этому народу нужен начальник, тот, который им будет давать указания и держать в «ежовых рукавицах», иначе весь народ впадет в анархию.

История создания

Замысел и идея романа «История одного города» формировались постепенно. В 1867 году писатель написал сказочно-фантастическое произведение «Рассказ о губернаторе с фаршированной головой», оно впоследствии легло в основу главы "Органчик". В 1868 году Салтыков-Щедрин начал работать над "Историей одного города", закончил в 1870 году. Первоначально автор хотел дать произведению название «Глуповский Летописец». Роман был опубликован в популярном в то время журнале «Отечественные записки».

Сюжет произведения

(Иллюстрации творческого коллектива советских художников-графиков "Кукрыниксы" )

Повествование ведется от лица летописца. Он рассказывает о жителях города, которые были настолько глупы, что их городу дали имя «Глупов». Роман начинается главой «О корени происхождения глуповцев», в которой дана история этого народа. Рассказывается в частности о племени головотяпов, которые, после победы над соседними племенами лукоедов, гущеедов, моржеедов, кособрюхих и прочих решили найти себе правителя, поскольку хотели навести порядок в племени. Решился на правление лишь один князь, да и тот вместо себя послал вора-новотора. Когда тот проворовался, князь послал ему петлю, но вор смог в каком-то смысле выкрутиться и зарезал себя огурцом. Как видим, ирония и гротеск отлично уживаются в произведении.

После нескольких неудачных кандидатур на роль заместителей князь явился в город лично. Став первым правителем, он положил отсчет «исторического времени» города. Говорится, что двадцать два правителя с их достижениями правили городом, но в «Описи» перечислены двадцать один. Судя по всему, недостающий - основатель города.

Главные герои

Каждый из градоначальников выполняет свою задачу в осуществлении идеи писателя посредством гротеска показать абсурдность их правления. Во многих типажах просматриваются черты исторических личностей. Для большей узнаваемости Салтыков-Щедрин не только описал стиль их правления, смешно исказил фамилии, но и дал меткие характеристики, указывающие на исторический прототип. Некоторые личности градоначальников представляют собой образы, собранные из характерных черт разных лиц истории государства российского.

Так, третий правитель Иван Матвеевич Великанов, прославленный тем, что утопил директора по хозяйственным вопросам и ввел налоги по три копейки с человека, был сослан в острог за роман с Авдотьей Лопухиной, первой женой Петра I.

Бригадир Иван Матвеевич Баклан, шестой по счету градоначальник, был высокого роста и гордился тем, что является последователем линии Ивана Грозного. Читатель понимает, что имеется в виду колокольня в Москве. Смерть правитель нашел в духе того же гротескного изображения, которым наполнен роман, - бригадир был сломан пополам во время бури.

На личность Петра III в изображении сержанта гвардии Богдана Богдановича Пфейфера указывает данная ему характеристика - «голштинский выходец», стиль правления градоначальника и его исход - смещен с поста правителя «за невежество».

Дементий Варламович Брудастый прозван «Органчиком» за наличие механизма в голове. Держал город в страхе, поскольку был угрюм и замкнут. При попытке отвезти голову градоначальника для починки к столичным мастерам, она была выброшена испуганным кучером из экипажа. После правления Органчика в городе воцарился хаос на 7 дней.

Краткий период благополучия горожан связано с именем девятого градоначальника, Семена Константиновича Двоекурова. Штатский советник и новатор, он занялся внешним видом города, завел медо- и пивоварение. Пытался открыть академию.

Самым долгим правлением отметился двенадцатый градоначальник, Василиск Семенович Бородавкин, напоминающий читателю стилем правления Петра I. На связь персонажа с историческим лицом указывают и его «славные дела» - уничтожил Стрелецкую и Навозную слободы, и непростые отношения с искоренением невежества народа - провел в Глупове четыре войны за просвещение и три - против. Решительно готовил город к сжиганию, но внезапно умер.

По происхождению бывший крестьянин Онуфрий Иванович Негодяев, до службы градоначальником топивший печи, разрушил вымощенные прежним правителем улицы и поставил на этих ресурсах монументы. Образ списан с Павла I, на что указывают и обстоятельства его смещения: уволен за несогласие с триумвиратом насчет конституций.

При статском советнике Эрасте Андреевиче Грустилове глуповский бомонд был занят балами и ночными собраниями с чтением трудов некоего господина. Как и в правление Александра I, градоначальнику не было дела до народа, который обнищал и голодал.

Прохвост, идиот и «сатана» Угрюм-Бурчеев носит «говорящую» фамилию и «списан» с графа Аракчеева. Он, наконец, разрушает Глупов и решает построить на новом месте город Непреколнск. При попытке осуществления столь грандиозного проекта произошел «конец света»: солнце померкло, земля затряслась, а градоначальник исчез бесследно. Так закончилась история «одного города».

Анализ произведения

Салтыков-Щедрин с помощью сатиры и гротеска ставит цель достучаться до человеческой души. Он хочет убедить читателя, что в основе человеческого института должны лежать христианские принципы. В противном случае жизнь человека может быть деформирована, изуродована, и в конце может привести к гибели человеческой души.

«История одного города» - произведение новаторское, преодолевшее привычные рамки художественной сатиры. Каждый образ в романе имеет ярко выраженные гротескные черты, но при этом узнаваемы. Что дало повод к шквалу критики в адрес автора. Его обвиняли в «клевете» на народ и правителей.

Действительно, история Глупова во многом списана с летописи Нестора, рассказывающей о времени начала Руси - «Повести временных лет». Эту параллель автор намеренно подчеркнул, чтобы стало очевидным, кого он подразумевает под глуповцами, и что все эти градоначальники - отнюдь не полет фантазии, а реальные русские правители. При этом автор четко дает понять, что описывает не весь род человеческий, а именно Россию, переиначивая ее историю на свой сатирический лад. 

Однако целью создания произведения Салтыков-Щедрин не делал насмешку над Россией. Задачей писателя стало подвигнуть общество к критическому переосмыслению своей истории для искоренения существующих пороков. Гротеск играет огромную роль в создании художественного образа в творчестве Салтыкова-Щедрина. Главная цель писателя - показать пороки людей, которые не замечаются обществом.

Писатель высмеивал безобразие общества и был назван «великим насмешником» в ряду таких предшественников, как Грибоедов и Гоголь. Читая ироничный гротеск, читатель хотел смеяться, но в этом смехе было нечто зловещее - публика "чувствовала, как бич хлещет её самое".

ХАКАССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

им. Н.Ф. КАТАНОВА

ИНСТИТУТ

Специальность (или кафедра)

ТЕМА НАРОДА В «ИСТОРИИ ОДНОГО ГОРОДА»

М.Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

Студент-дипломник ______________ Н.В. Кузьмина

Научный руководитель ______________

Рецензент ______________

«ДОПУСТИТЬ К ЗАЩИТЕ»

Зав. кафедрой _____________

«_____» ____________2002 г.

Абакан, 2002

Введение………………………………………………………………………………………………………3

Глава 1. Эволюция народного миросознания в романе «История одного города»……………………………………………9

1.1. Народ в понимании М.Е.Салтыкова-Щедрина………9

1.2. Народ и власть как центральная тема «Истории одного города»……………………………………………………………18

1.3. Народ в разные периоды глуповской истории………………………………………………………………………………………………………22

1.4. Народные сцены и их место в композиционной структуре произведения……………………………………………………………35

Глава 2. Художественное своеобразие «Истории одного города»………………………………………………………………………………………………………43

2.1. Приемы сатиры в романе…………………………………………………43

2.2. Художественные средства изображения народа…………………………………………………………………………………………………………51

2.3. Место публицистических отступлений в развитии народной темы………………………………………………………………56

Заключение………………………………………………………………………………………………60

Библиография…………………………………………………………………………………………64

Введение

«История одного города» принадлежит к числу наиболее совершенных и оригинальных произведений великого русского писателя-сатирика М.Е. Салтыкова-Щедрина. Изданная впервые в 1870 году отдельным изданием (до этого книга печаталась отдельными главами в журнале «Отечественные записки», 1869 – 1870 г.г.), книга сразу же нашла широкий отклик среди либерально-демократических слоев общества.

И.С.Тургенев в своем письме к Салтыкову-Щедрину писал, что «История одного города» - это самое правдивое воспроизведение одной из коренных сторон российской физиологии…»

Тема этой «коренной стороны» по меткому определению И.С. Тургенева – это тема народа, которая красной строкой проходит через все повествование романа.

«История одного города» - поразительная по смелости и глубине сатира на обе главных основы существовавшего строя: на царящее зло самодержавия и на пассивность народных масс, выносящих это зло. Силы высшей власти – «градоначальники» - бичуются за то, что они угнетают народ; народ – за то, что терпят угнетение. Такое сосуществование представлялось писателю «жизнью под игом безумия», и она воплощена им в образе города Глупова.

Глубина осмысления исторических явлений распространяет великий художественный суд Щедрина над Глуповом на все тоталитарные, диктаторские режимы, где бы и когда они ни свирепствовали. Если рассматривать роман с позиции высказывания «народ имеет власть, которой достоин», то произведение Салтыкова-Щедрина далеко перешагивает те исторические рамки, что очерчены автором и находит великое множество аналогий уже в нашей современности. Этим объясняется непреходящий интерес читателей к «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина.

Целью данной работы является раскрытие темы народа в романе Салтыкова-Щедрина «История одного города».

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующиезадачи :

1.Изучить новую научную литературу по теме исследования.

2.Показать эволюцию демократических взглядов Салтыкова-Щедрина.

3.Рассмотреть главные стороны сосуществования народа и власти в романе «История одного города».

4.Раскрыть особенности сатиры Салтыкова-Щедрина в «Истории одного города», показать художественные средства, используемые для изображения жителей Глупова.

Объект исследования – роман М.Е. Салтыкова-Щедрина «История одного города».

Предмет исследования – изображение народа в романе «История одного города».

Необходимость рассмотреть роман «История одного города» с позиций общечеловеческих нравственных ценностей определяет новизну работы и ее актуальность.

Творчество Салтыкова-Щедрина не раз становилось предметом жарких споров еще при жизни писателя. Враждебные сатирику литераторы и журналисты нередко извращали не только идейную направленность его произведений, но и его творческие принципы. Под их пером Щедрин представал как человек, стремящийся во что бы то ни стало «окарикатурить» действительность и якобы отступающий тем самым от правды жизни.

Дружественная писателю критика стремилась не только защитить его от этих нападок, но и осмыслить важнейшие художественные особенности его произведений. В выступлениях Н.Г. Чернышевского, Н.А. Добролюбова, Н.К. Михайловского, А.М. Скабичевского было высказано немало здравых соображений относительно тех или иных сторон сатирической поэтики Салтыкова-Щедрина. Справедливо говорилось и о том, что творческие принципы сатирика направлены на выявление жизненной правды, что «карикатуры» писателя не искажают действительность, а вскрывают ее глубинные закономерности.

После кончины Салтыкова-Щедрина задача литературоведов, занимавшихся его наследием, состояла в том, чтобы выявить и сделать достоянием гласности произведения, в свое время не публиковавшиеся по цензурным и иным соображениям или публиковавшиеся без подписи, а также собрать сочинения писателя воедино и прокомментировать их. Начало этой работы было положено книгой А.Н. Пыпина о Салтыкове-Щедрине , основная часть которой посвящена журнальной деятельности писателя в 1863 – 1864 годах. Пыпин указал статьи и рецензии, опубликованные в «Современники» Салтыковым-Щедриным, обстоятельно проанализировал их, высказав при этом ряд соображений об особенностях творческой манеры сатирика.

Изучение наследия Салтыкова было продолжено К.К. Арсеньевым и В.П. Кранихфельдом , которые ввели в научный оборот некоторые неизвестные ранее материалы, позволившие заглянуть в творческую лабораторию сатирика, предприняли попытку осмысления идейно-художественного своеобразия его творчества.

Коллективная и активная работа по выявлению и публикации неизданных произведений Салтыкова-Щедрина развертывается после революции 1917 года. В 20-е и начале 30-х годов появляются книги: «Неизданный Щедрин» , «М.Е. Салтыков-Щедрин. Неизвестные страницы» , Письма» и «Неизданные письма» Салтыкова-Щедрина и такие важнейшие статьи, как «Итоги и проблемы изучения Салтыкова» В.В. Гиппиуса и «Судьба литературного наследства М.Е. Салтыкова-Щедрина» С.А. Макашина , в которых был дан содержательный обзор состояния творческого наследия писателя и намечались задачи по его дальнейшему изучению и научному изданию.

В это же время выходят два фундаментальных тома «Литературного наследства» (составитель С.А. Макашин) , посвященных Щедрину, в которых было напечатано множество новых материалов, включавших как тексты самого писателя, так и исследования, касающиеся различных сторон его жизни и творчества.

В начале 30-х годов М. Ольминским был поставлен вопрос об издании полного собрания сочинений Салтыкова-Щедрина. Начатое в 1933 г. и завершенное в 1941 г. это издание явилось событием в культурной жизни страны. Из двадцати томов его почти восемь заняли тексты, не входившие ранее в собрание сочинений писателя. Была проведена текстологическая работа, в результате которой во многом удалось очистить сочинения сатирика от цензурных вмешательств и издательских ошибок. Издание 1933 – 1941 годов не было лишено серьезных изъянов: названное «полным» оно таковым не являлось, не отличалось оно и текстуальной точностью, комментарии носили бессистемный характер и т.п.

В 1965 году начато издание нового собрания сочинений в 20-ти томах под редакцией С.А. Макашина . Собрание включает все известные произведения Щедрина, как законченные, так и незавершенные; уточнены тексты по прижизненным публикациям; выявлен ряд щедринских текстов, не бывших в печати; впервые комментируются все произведения Щедрина.

К числу первоочередных задач, стоящих перед щедриноведением, относится разработка научной биографии писателя. С.А. Макашиным создается фундаментальная, основанная на тщательном изучении первоисточников, научная биография писателя . Выходят в свет монографии о Салтыкове-Щедрине, принадлежащие перу В.Я. Кирпотина, Е.И. Покусаева, А.С. Бушмина, в которых содержится обстоятельный анализ творческого пути сатирика. В серии «Жизнь замечательных людей» выпускается живо написанная А.М. Турковым научно-художественная биография Щедрина . Появляются книги, посвященные отдельным, наиболее выдающимся произведениям писателя, созданные Н.В. Яковлевым, А.А. Жук, А.С. Бушминым, К.Н. Григоряном и другими .

Большое место в щедриноведении занимают работы, посвященные изучению творчества писателя в его художественной специфичности: поэтика Щедрина, его стиль, язык, художественные методы. Среди них следует назвать труды Я. Эльсберга, А. Ефимова, А.С. Бушмина . Вслед за монографией А. Бушмина выходит в свет книга профессора Е. Покусаева «Революционная сатира Салтыкова-Щедрина» , в которой наиболее полно исследованы произведения, созданные М.Е. Салтыковым-Щедриным в 70-е годы – годы расцвета литературной деятельности сатирика. Сопоставительный анализ произведений сатирика и его литературных предшественников и современников (Гоголя, Тургенева, Л. Толстого, Достоевского, Некрасова и др.) дал возможность определить огромную роль Салтыкова-Щедрина в литературе 70 – 80 годов XIX столетия.

вопросах истории, но читая эту главу, насквозь пронизанную народным духом с его присказками, поговорками, дразнилками, осознаёшь, что писатель, так мастерски владеющий истинно народным языком, не может не знать истории своего народа. Иными словами, для автора эти условно поставленные даты не играют никакой определяющей роли. Для него более интересна эволюция народа.

Определив, что для Салтыкова-Щедрина совершенно не важны были исторические рамки и упоминаемые исторические личности для построения композиции «Истории одного города», можно было бы уже не обращать внимания на многие несообразности и нестыковки, если бы за этими отклонениями не просматривалась бы авторская идея. Охватывая всю книгу разом, просто передавая впечатление от прочитанного, действительно можно определить «Историю одного города» словами самого автора: «жизнь, находящаяся под игом безумия».

Но всегда ли народ подчиняется этому безумию, есть ли что-то светлое в его облике на страницах книги? На этот вопрос можно дать ответ, если рассмотреть аспекты поведения народа в разные периоды глуповской истории. Для этого обратимся вновь к главе «О корени происхождения глуповцев».

Интересны рассуждения ходоков за княжеской властью, когда тот отказался ими володеть. « - За что он нас раскостил? – говорили одни, - Мы к нему всей душой, а он послал нас искать князя глупого?

Но в то же время выискались и другие, которые ничего обидного в словах князя не видели.

Что же! – возражали они, - наш глупый-то князь, пожалуй, еще лучше будет! Сейчас мы ему коврижку в руки: жуй, а нас не замай!» .

Рассуждения простые и чисто русские. Щедрин ясно видел эту житейскую мудрость русского мужика: дай мужику волю хозяйствовать, он не только двух генералов, всё государство прокормит, и сам ещё в прибытке окажется. Эту великую созидательную силу народа Щедрин всегда высоко ценил и пестовал в своих произведениях.

Когда же, где, на каком этапе русский народ потерял способность самостоятельно и свободно решать все свои проблемы? Исторически этот переход от свободной жизни к централизованной власти, наверное, можно объяснить многими причинами: нашествием монголо-татар, непрекращающейся междуусобной рознью русских князей и т. д. Но эти причины не объясняют, как вольный и свободолюбивый народ, воспетый в былинах и летописях, утратил способность противиться произволу, превратился в раба. Трудолюбие, огромный созидательный потенциал в словах ходоков за княжеской властью уже отдаёт каким- то безразличием, равнодушием, пусть, дескать, будет хоть и глупый, да нам жить даёт. Осознавал ли народ, что в этот период он теряет свободу, что глуповская власть не оставит им даже надежды на жизнь?

«Вот она, княжеска правда какова!» – говорили они. И ещё говорили: «Такали мы, такали, да и протакали!» Один же из них, взяв гусли, запел:

«Не шуми, мати зелёная дубравушка!

Не мешай добру молодцу думу думати,

Как заутре мне, добру молодцу, на допрос идти

Пред грозною судью, самого царя…» .

«Чем далее длилась песня, тем ниже понуривались головы головотяпов». «Были между ними, - говорит летописец, - старики седые и плакали горько, что сладкую свою прогуляли; были и молодые, кои той воли едва отведали, но и те плакали. Тут только познали все, какова прекрасная воля есть» …но драма уже совершилась бесповоротно» . Но, соглашаясь на княжеское правление и оплакивая свою волю, народ не кажется смирившимся, он поёт старую разбойничью песню; именно в разбойничьей вольнице теперь будут на многие годы вперёд укладываться самые светлые идеалы народа, его мечты о свободе.

Совсем другим представляется народ уже буквально в следующей главе «Органчик». «По Краткой описи» значится под № 8. Издатель нашёл возможным не придерживаться строго хронологического порядка… представить здесь биографии только замечательнейших градоначальников» . Да, и о ком там было говорить, до Дементия Варламовича Брудастого? Все предшественники Брудастого - отщепенцы народа, вышедшие из низов, случайные люди, т.е. волей случая и фавором власть предержащих поднятым к вершинам власти, «из грязи, да в князи».

Это ещё одна характерная черта русского народа: временщик, «человек в случае», как правило, не имеющий стойких народных корней, поставленный управлять неважно чем (баней, городом, страной) - проявляет на этом поприще недюжинную силу, направленную на угнетение того самого народа, который его породил. Некоторые из них, чтобы напрочь откреститься от своего народа, выдумывают себе генеалогическое древо, хоть от колокольни Ивана Великого, лишь бы снискать себе милость высшего начальства. Кончают они обычно плохо. То собаки их разорвут, то бурей сломает, а чаще, сделав свое грязное дело, они уничтожаются той самой властью, которая их прежде возвышала.

Николаев Д.П. обращает свое внимание на этих градоначальников «в случае»: это те же глуповцы: один бывший истопник, другой – брадобрей, третий поднят волной дворцового переворота из лейб-кампанцев и т.д. В них, так или иначе, автором заложены те же самые качества – безропотность и начальстволюбие, что и у всех глуповцев, с той только разницей, что им теперь дано право не только быть сечеными, но и сами они могут сечь. Ферапонтов «столь охоч был до зрелищ, что никому без себя сечь не доверял» . Великанов «перебил в кровь многих капитан-исправников», причем «обложил в свою пользу жителей данью по три копейки с души» . Именно подобное крахоборство в сочетании с их невежеством и являлось истинной причиной их очень быстрой сменяемости.

Брудастый же, хоть и оказался впоследствии «самозванцем», явил собою образец совершенно нового отношения к делу подавления народа. Глуповцы, «избалованные» предыдущими правителями, «любят, чтобы у начальника на лице играла приветливая улыбка, чтобы из уст его, по временам, исходили любезные прибаутки… Начальник может совершать всякие мероприятия, он может даже никаких мероприятий не совершать, но ежели он не будет при этом калякать, то имя его никогда не станет популярным» . Но так ли уж популярны все эти Клементии, Ламврокакисы, Пфейферы, если даже Издатель не счел нужным более подробно остановиться на деятельности хотя бы одного из них, ограничившись лишь краткими, но очень емкими замечаниями в «Описи градоначальников». Да и что им оставалось делать, этим «псевдонародникам», кроме как приветливо улыбаться и сыпать прибаутками. Каждый из них прекрасно осознавал, что возвышение, которое их постигло «случайно», может в любой момент низвести их назад в народную массу, а уж там им не поздоровилось бы.

Салтыков-Щедрин, прекрасно знавший эту особенность фаворитизма, развенчивает его зло и едко; в его коротких записях по каждому из предшественников Брудастого нет ни одного градоначальника, который бы не кончил плохо. Одно при прежних начальниках было хорошо: им «сунул коврижку» - и сиди, вспоминай «старинные глуповские вольности».

Не таков Дементий Варламович Брудастый. Вломившись в пределы городского выгона, пересек уйму ямщиков, не обращая внимания на собравшихся его приветствовать «архистратиков», буркнул: «Не потерплю!» - и скрылся в кабинете» . Намек Щедрина на екатерининское правление – «время было такое, что нельзя было терять ни одной минуты» , оправдывает и все дальнейшее поведение Брудастого. Екатерина Великая начала свой «золотой век» с реформирования России, которое, безусловно, требовало огромных денег. Потому и оправдана спешность появления Брудастых и их основная задача – выколачивание недоимок, ограбление народа. А для такой задачи и не нужна никакая другая музыка, кроме «Не потерплю!» и «Разорю!». И глуповцы «ужаснулись», поняв, что коврижкой уже не обойтись, когда вся сила власти обрушилась на них. «Глупов, беспечный, добродушно-веселый Глупов, приуныл. Нет более оживленных сходок за воротами домов, умолкло щелканье подсолнухов, нет игры в бабки. Улицы запустели, на площадях показались хищные звери. Люди только по нужде оставляли дома свои и, на мгновение показавши испуганные и изнуренные лица, тотчас же хоронились» .

Вся последующая фантасмагория с органчиком в пустой голове градоправителя, по мнению многих исследователей творчества Щедрина, не более как способ выйти из-под удара цензуры. Факт остается фактом: вся деятельность Брудастых и подготовила то народное возмущение, которое у Салтыкова-Щедрина вылилось в главе «Сказание о шести градоначальницах», названное в «Описи градоначальникам» «пагубным безначалием, продолжавшимся семь дней» .

Аллегории Салтыкова-Щедрина в «Истории одного города» очень сложны, это признают многие исследователи его творчества. Может быть, поэтому в «Сказании о шести градоначальницах» никто из них не увидел намека на пугачевское восстание, хотя многие, указывая на хронологию появления Брудастого в Глупове, связывают его имя с правлением Екатерины Великой. Следуя их логике, Брудастые, доведя народ до окончательного обнищания и бесправия, поставили Россию на грань крестьянской войны против существующей монархии. «Пагубное безначалие» - ничто иное как «бессмысленный русский бунт». Салтыков-Щедрин изображает этот бунт так, как он его понимал, перекликаясь в его оценке с оценкой А.С. Пушкина в «Капитанской дочке». Пугачев, провозгласив себя воскресшим, якобы, царем, не представил народным массам новых идеалов, он просто сменил один объект поклонения на свою фигуру.

Салтыков-Щедрин, верный своим творческим традициям сатирика, вместо одной фигуры выставляет целых шесть, олицетворяющих в свою очередь основные пороки человека: властолюбие, корысть, жадность, чревоугодие, прелюбодейство, воровство. Как Пугачев, претендентки на городскую власть в Глупове, объявляют себя в той или иной степени причастными к городнической короне: у Ираиды Палеологовой и фамилия подходящая, и муж где-то, как-то вроде бы «исправлял должность градоначальника» . У Клемантинки де Бурбон папаша был из этого звания (тоже под большим вопросом), далее идут любовницы градоначальников, прачки, служанки и т.п. Применив свой излюбленный прием гротеска, Салтыков-Щедрин высказал свое неприятие именно такой формы народного движения, когда один властитель заменяется другим властителем, особенно если эта замена сопровождается беспричинным, бессмысленным по своей жестокости избиением ни в чем не повинных Степок, Ивашек, Тимошек, то есть того самого народа, о котором всегда болела душа Салтыкова-Щедрина.

Пугачев, точно также как и все салтыковские градоначальницы, был предан народом, поднятым на войну, но не вооруженным истинными идеалами свободы. А без этих идеалов народный бунт был просто ужасен: «Выходили на улицу и кулаками сшибали проходящим головы, ходили в одиночку на кабаки и разбивали их, ловили молодых парней и прятали их в подполье, ели младенцев, а у женщин вырезали груди и тоже ели» . При известной доле гротеска и иносказательности, картина получилась у Салтыкова-Щедрина жуткая, но правдивая.

Однако, не приемля бессмысленной жестокости народного бунта, Салтыков-Щедрин не мог не сочувствовать тяге народа к освобождению от гнета тирании; осуждая предательство соратников Пугачева, он сравнивает их с вонью клопов, которые заели Дуньку толстопятую, а потом попрятались в щели.

Завершая главу «Сказание о шести градоначальницах», Щедрин пишет фразу: «Так кончилось это бездельное и смеха подобное неистовство; кончилось и с тех пор не попадалось» . Этой фразой автор дает понять, что с разгромом пугачевского бунта в русском обществе завершился и процесс окончательного закабаления народа, сопровождавшегося, к тому же, искривлением народной психологии, привившим в душе народа покорность и начальстволюбие. Теперь какой бы ни был в Глупове градоначальник: либерал Двоеруков, самодур Фердыщенко, воинствующий дурак Василиск Бородавкин или ловелас Микаладзе, - народу уже ничего поделать нельзя было. «Можно только сказать себе, что прошлое кончилось и что предстоит начать нечто новое, нечто такое, отчего охотно бы оборонился, но чего невозможно избыть, потому что оно придет само собой и назовется завтрашним днем» . «Разорю!», «Не потерплю!» слышится со всех сторон, а что разорю, что не потерплю – того разобрать невозможно. Рад бы посторониться, прижаться в углу, но ни посторониться, ни прижаться нельзя, потому что из всякого угла раздается все то же «разорю!», которое гонит укрывающегося в другой угол и там, в свою очередь опять настигает его. Это была какая-то дикая энергия, лишенная всякого содержания…» .

Теперь народу ничего не оставалось делать, кроме как бунтовать, стоя на коленях. Самое страшное в этом стоянии, по мнению Салтыкова-Щедрина, было то, что народ это стояние сам вслед за своими правителями воспринимал как бунт: «глуповцы стояли на коленях и ждали. Знали они, что бунтуют, но не стоят на коленях не могли» .

Единственным градоначальником, который смог сдвинуть эволюцию глуповского народа с этой омертвляющей коленопреклоненной точки, стал Угрюм-Бурчеев. Либеральные правители Прыщ, Иванов, Грустилов, представляя собой «идеального» градоначальника для глуповцев (очень уж они подходили под их формулу: «вот тебе коврижка, а нас не замай»), тем не менее с колен народ не подняли. Более того, ко всем качествам глуповцев в их правление добавились лень и тунеядство вследствие начавшегося расслоения общества, которое чуть было не закончилось библейским «смешением языков». Всеобщее тунеядство с попустительства Грустилова привело к обнищанию народа, но так как причин этого очередного бедствия по «счастливому отсутствию духа исследования» никто из глуповцев не искал, оставалось только терпеть. «Если глуповцы с твердостию переносили бедствия самые ужасные, если они и после того продолжали жить, то они обязаны были этим только тому, что вообще всякое бедствие представлялось им чем-то совершенно от них независящим, а потому и неотвратимым. Самое крайнее, что дозволялось ввиду идущей навстречу беды, - это прижаться куда-нибудь к сторонке, затаить дыхание и пропасть на все время, пока беда будет крутить и мутить. Но и это уже считалось строптивостью; бороться или идти открыто против беды – упаси боже!» .

Оболванивать народ помогала и церковь с примесью шаманства грустиловских «восхищений». «Существенные результаты такого учения заключались в следующем: 1) что работать не следует; 2) тем не менее надлежит провидеть, заботиться и пещись; 3) следует возлагать упование и созерцать – и ничего больше» . А если кто-то «заикнулся было сказать, что «как никак, а придется в поле с сохой выйти», то дерзкого едва не побили каменьями и в ответ на его предложение устроили усердие» . И вот в самый разгар грустиловских «восхищений» у главного входа явился Угрюм-Бурчеев.

«Он был ужасен» . Что же было ужасного в идиоте для народа, который мог перетерпеть все? Какими только эпитетами не награждал народ Угрюм-Бурчеева: «сатана», «прохвост», «идиот». Но вернее всего его оценил сам Салтыков-Щедрин. «В то время еще ничего не было достоверно известно ни о коммунистах, ни о социалистах, ни о, так называемых, нивелляторах вообще. Тем не менее, нивелляторство существовало и притом в самых обширных размерах. Были нивелляторы «хождения по струне», нивелляторы «бараньего рога», нивелляторы «ежовых рукавиц» и проч. и проч… когда каждый эскадронный командир, не называя себя коммунистом, вменял себе, однако ж, за честь и обязанность быть оным от верхнего конца до нижнего. Угрюм-Бурчеев принадлежал к числу самых фантастических нивелляторов этой школы» .

Итак, нивеллятор «прямой линии» явился в город Глупов. Все, что он мог явить собой народу Глупова, был «всеобщий панический страх» . Только этим чувством народа можно было объяснить рабскую покорность, с которой глуповцы бросились на слом собственных жилищ, потом на борьбу с рекой и на строительство города Непреклонска. Это была борьба народа против самого себя, причем факты, что вся эта работа проводилась за кусок черного хлеба с солью, требовала определенного героизма, вплоть до самопожертвования, когда плотину мостили телами людей, когда единственной радостью для глуповцев было принести шпионский донос на ближнего и получить за это свои тридцать сребреников, – все это говорит о том, что вина самих глуповцев в произошедшем безмерна. И, лишь построив собственную тюрьму в виде города Непреклонска, глуповцы «изнуренные, обруганные и уничтоженные… взглянули друг на друга – и вдруг устыдились. Они не понимали, что именно произошло вокруг них, но чувствовали, что воздух наполнен сквернословием и что дышать далее в этом воздухе невозможно… Груди захлестывало кровью, дыхание занимало, лица судорожно искривляло гневом при воспоминании о бесславном идиоте, который с топором в руке пришел неведомо откуда и с неисповедимой наглостью изрек смертный приговор прошедшему, настоящему и будущему» .

Именно, осознав идиотизм Угрюм-бурчеева, народ и смог придти к апофеозу своей эволюции в книге Салтыкова-Щедрина «История одного города» - к очищающему душу и сознание стыду, стыду за самих себя, позволяющих любому плевать себе в лицо, якобы для того, чтобы народ прозрел, выбивать из спин своих клады для ненасытных властителей, уничтожать в своей душе совесть, веру, бога. По Салтыкову-Щедрину, пройти путь от слез о потерянной свободе к этому очищающему стыду – это шаг, причем шаг значительный, заставляющий сохранить веру в силу народа, в его всепокоряющий потенциал.

Остается очень спорным вопрос о понимании пришедшего на смену Угрюм-Бурчееву страшного «ОНО». А. Бушмин, В. Кирпотин и другие исследователи творчества Салтыкова-Щедрина видели в «ОНО» грядущую революцию, процесс освобождения народа. Д. Николаев вслед за самим Салтыковым-Щедриным видит в нем еще больше несчастья, еще более ужасные испытания, которые предстоит пережить народу. Первым подтверждением этого были слова самого Угрюм-Бурчеева: «Идет некто за мной, который будет еще ужаснее меня» . Кроме того, в «Описи градоначальникам» вослед исчезнувшему Угрюм-Бурчееву явился Перехват-Залихватский Архистратиг Стратилатович, спаливший в Глупове гимназию и упразднивший науки, хотя, что можно жечь и упразднять после Угрюм-Бурчеева, не вполне понятно. Салтыков-Щедрин не мог в загадочном «ОНО» видеть какой-то образ революции, его правдивое перо не решилось бы, так глубоко проанализировав всего один шаг народа к осознанию необходимости что-то изменить в своем отношении к власти, на который ушло несколько столетий, увидеть в туманном и страшном «ОНО» светлое будущее народа. В этом и заключается мера сочувствия народу автора «Истории одного города», который за маленьким шагом на пути к сознательности, увидел еще более жестокие меры по пресечению следующих шагов. .

И все же писатель торжествует победу: ему удалось в жесточайших рамках цензуры показать, как поднимается с колен народ и как, несмотря на то, что многие из его властителей рядятся в тогу просвещенных либералов, власть постоянно отступает перед широкой рекой народной жизни, совершая свою постэволюцию.

1.4. Народные сцены в композиционной структуре произведения.

Как уже отмечалось, некоторые исследователи творчества Салтыкова-Щедрина, его современники, при рассмотрении «Истории одного города» делали вывод, что народа в этом произведении нет, он присутствует здесь как фон, как поле деятельности череды градоначальников. Да и многие более поздние исследователи ставили акценты на непреклонную направленность сатиры Салтыкова-Щедрина в сторону самодержавия, очень тонко и умно показывая, как автор бичует его пороки, доказывая его безжизненность, тлетворность, жестокость. И при этом часто оставляли в стороне вопрос: а для чего это нужно было автору, для кого он, проявляя свой сатирический талант, весь свой арсенал эзоповского языка, гротеска и пародии, прорывался сквозь препоны цензуры? Неужели только для утверждения своего имени в ряду писателей – современников, так или иначе касавшихся темы самодержавия и крепостничества в своём творчестве? Нет, для Салтыкова-Щедрина, особенно в период написания «Истории одного города», очень важно было мнение народа, его язык, его дух - все, что помогало бы в его задаче воспитания народа.

Главной целью «История одного города» нужно все-таки считать описание драмы народа, оказавшегося во власти Бородавкиных и Угрюм-Бурчеевых. В этой связи небезынтересно было бы обратить внимание на построение произведения, его композиционные особенности и, в частности, на описываемые в книге народные сцены, сцены, где любовь автора к народу появляется с особой силой.

Я. Эльсберг в своей книге «Салтыков-Щедрин» подмечает эту особенность: «Внутренний драматизм «Истории одного города» выражается в том, что наивный рассказ летописца–архивариуса о далеком прошлом города Глупова, рассказ, в котором сильны комические и анекдотические элементы, все больше насыщается чертами и красками настоящего; «История» проникается суровым раздумьем о народной жизни и политических судьбах современной писателю России». .

Отдельные моменты трагедии народа уже рассматривались выше: драма потери свободы с переходом в княжеское володение, жестокость и бессмысленность гибели ни в чем не повинных людей во времена «глуповского междуусобия». Но здесь описание народной драмы еще сдобрено большой долей смеха, причем смеха, направленного не только на властителей, возникающих как грибы–поганки на теле народа, но и на сам народ, неразумно теряющий свободу, рабски следующий за любым, кто вдруг возымеет охоту объявить властителем этого народа. Если бы все произведение было решено именно в этом ключе, книга не имела бы ничего, кроме критики безжалостной власти и раболепного народа – тогда, может быть, и правы были бы те критики Салтыкова-Щедрина, которые после опубликования «Истории одного города» обвиняли автора в утрате любви к народу. Но Салтыков-Щедрин, как бы предвидя эту критику, вводит в тело повествования своего произведения сцены народной жизни, где его голос уже не звучит лишь саркастически, его перо начинает выражать в полной мере сочувствие, не поддельное сострадание к условиям жизни народа.

Такова, например история Аленки Осиповой и Дмитрия Прокофьева, когда «гунявого» Фердыщенко смутил бес. Автор простыми, но емкими словами рисует образы Аленки и Дмитрия, дает картину их житейского счастья: «…В это самое время, на выезде из города, в слободе Навозной, цвела красотой посадская жена Алена Осипова». По-видимому, эта женщина представляла собой тип той сладкой русской красавицы, при взгляде на которую человек не загорается страстью, но чувствует, что все его существо потихоньку тает. При среднем росте она была полна, бела и румяна; имела большие серые глаза навыкате, не то бесстыжие, не то застенчивые, пухлые вишневые губы, густые, хорошо очерченные брови, темно русую косу до пят и ходила по улице «серой утицей». Муж ее, Дмитрий Прокофьев, занимался ямщиной и был тоже под стать жене: молод, крепок, красив. Ходил он в плисовой поддевке и поярковом грешневике, расцвеченном павьими перьями. И Дмитрий не чаял души в Аленке, и Аленка не чаяла души в Дмитрии. Частенько похаживали они в соседний кабак и, счастливые, распевали там вместе песни».

Эта яркая, почти лубочная картинка, еще несущая в себе некую авторскую ироничность, на что указывает фраза «в слободе Навозной цвела красотой», - в одно мгновение превращается в пролог человеческой драмы. Все, что происходит в дальнейшем с нашими героями, попавшими на глаза самодурствующему Фердыщенке, - это уже не лубок. Сюжет этой драмы перекликается со словами народной песни «Вот мчится тройка почтовая», где слышится та же безысходность:

«Богатый выбрал, да постылый,

И не видать веселых дней…»

В песне, как и в истории у Салтыкова-Щедрина, попираются не просто человеческие законы, попирается само право простого человека из народа на счастье, на саму жизнь. Песенный ямщик вздыхает, склоняет голову, задумывается и, по складу всей песни, скорее всего, вынужден будет смириться, проглотить обиду. У Салтыкова-Щедрина вся история прелюбодейства Фердыщенко пропитана гневом, праведным возмущением.

Автор применяет в описании всех коллизий этой истории особый саркастический прием, как бы переворачивая всю ситуацию с ног на голову: это Фердыщенко пышет гневом на слова Аленки «Ай да бригадир! к мужней жене, словно клоп, на перину вползти хочет!» , это он возмущен непокорностью Аленки и Дмитрия, подтверждая свои моральные права на эту безнравственную связь поркой, тюрьмой, Сибирью. Вся история, выписанная автором с большим реализмом в подобной авторской интерпретации выступает из рамок текста с особенной пронзительностью, явным состраданием к простому человеку, не смирившемуся, готовому на все, чтобы защитить свое право на человеческое счастье, на естественные человеческие чувства.

Для современного читателя конец этой истории несколько неожиданен. В упавшей на Глупов засухе обыватели обвиняют Аленку. И ее, лишенную чести, любимого мужа, битую смертным боем за непокорность, глуповский народ, доведенный до отчаяния свалившимся на их голову несчастьем, научаемый нечестивым пастырем, сбрасывает ее с колокольни, оставляя истинного виновника лить «крокодиловы слезы». Эти слезы они будут вспоминать потом, когда прибудет усмирительная команда и по спинам людей опять начнет гулять кнут.

В «Истории одного города» народу Глупова вообще приходится многое претерпевать, но одно дело терпеть административное сечение, другое дело терпеть от стихии. Описание пожара в «Соломенном городе» - еще одна яркая картина народной жизни, выпуклая, поднимающаяся над всем текстом книги особой правдивостью. Здесь Салтыков-Щедрин уже не допускает никакой иронии, даже доли насмешки – только горе, высокая трагедия чувств. «Новая точка… сперва черная, потом ярко–оранжевая; образуется целая связь светящихся точек, и затем – настоящее море, в котором утопают все отдельные подробности, которое крутится в берегах своею собственною силою, которое издает свой собственный треск, гул и свист. Не скажешь, что тут горит, что плачет, что страдает…» На глазах людей гибнет все «заветное, пригретое, приголубленное, все, что помогало примиряться с жизнью и нести бремя ее» . Именно в эти страшные минуты проявляются лучшие черты русского человека: стоило только предположить, что в горящей избе остался ребенок, и на этот призыв выходит из толпы парень и с разбега бросается в пламя. Проходит одна томительная минута, другая. Обрушиваются балки одна за другой, трещит потолок. Наконец, парень показывается среди облаков дыма; шапка и полушубок на нем затлелись, в руках ничего нет» . Неважно, что

История города Глупова. Смешная и грустная пародия на историю России.

Салтыков-Щедрин жил в XIX веке, но и сегодня его произведения имеют отношение к современности. Взять хотя бы его жгучую ненависть к обывателям. Казалось бы, чем его не устраивают тихое существование некоторых особей.

Многие писатели и поэты использовали сказку в своем творчестве. С ее помощью автор выявлял тот или иной порок человечества или общества. Сказки Салтыкова-Щедрина резко индивидуальны и не похожи ни на какие другие. Сатира была оружием Салтыкова-Щедрина.

На примере сказки "Либерал".

Одним из подлинных шедевров русской литературы XIX века по праву считается цикл Салтыкова-Щедрина "История одного города". В мировой литературе рядом с "Историей..." можно поставить, пожалуй, лишь "Остров пингвинов" Анатоля Франса.

Среди огромного наследия М. Е. Салтыкова-Щедрина наибольшей популярностью пользуются его сказки. Форму народной сказки использовали многие писатели до Щедрина. Литературные сказки в.стихах или прозе воссоздавали целый мир народных представлений

Салтыков-Щедрин - признанный во всем мире мастер сатиры. Его талант проявил себя в трудное для России время. Стали явными противоречия, разъедавшие страну изнутри, разлад в обществе. Появление сатирических произведений было неизбежно.

Стоит задуматься о сатириках России конца девятнадцатого, начала двадцатого века. Почему? Именно тогда начал рушиться существующий в России политический строй – абсолютная монархия.

На уроках русской литературы изучается творчество Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Прочитав его роман-обозрение "История одного города" и сказки этого автора, мы удивляемся его смелости и остроумию.

"Слово о полку Игореве", "Повесть временных лет" и "Слово о погибели земли Русской" как объекты пародирования. Мир людей города Глупова.

Сказки Салтыкова-Щедрина называют баснями в прозе, в них отчетливо прослеживаются фольклорные и русская сатирическая литературная традиции. В его сказках правдиво раскрываются проблемы народа.

Одной из значительных работ Салтыкова-Щедри­на, написанных в последнее десятилетие жизни, стал цикл сказок, явившийся итогом многолетних наблюде­ний и раздумий писателя над современной ему дей­ствительностью. (80-е годы 19-го века - время «зати­хания» реформаторских настроений дворянства, тор­жества...

Мне кажется, без писателя Салтыкова-Щедрина невозможно разобраться в политической жизни второй половины XIX века. Значение его сатирических произведений для истории России огромно.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин является прямым последователем литературных традиций Н. В. Гоголя. Сатира великого писателя нашла продолжение в произведениях Салтыкова-Щедрина, она обрела новую форму, но не потеряла своей остроты.

…я совсем не историю предаю осмеянию, а известный порядок вещей. Сатирика Салтыкова-Щедрина занимает одно из первых мест в мировой литературе. «История одного города» - «странная и замечательная книга», в которой писатель обратился к историческому прошлому России, чтобы с большей силой и гневом о...

Ккритика деспотизма и эгоизма угнетателей, покорности угнетаемых, их долготерпения, рабской психологии.

Тема крепостничества и жизни крестьянства сыграла важную роль в творчестве Салтыкова-Щедрина.

Салтыков-Щедрин - оригинальный писатель русской литературы, занимающий в ней особое место. Он был и остается крупнейшим мастером социального обличения.

С одной стороны, Салтыков-Щедрин высмеивает народ за пассивность, верность начальству, даже сердится на него, с другой — сочувствует, показывая его забитость и доверчивость. Но самое страшное, что история ничему не учит этих людей!

Даже бунтуют глуповцы чересчур уж «по-своему», по-глуповски. Протестовал Дмитрий Прокофьев, когда «гунявый» Фердыщенко решил воспользоваться своей властью градоначальника и соблазнить его жену Алёнку. В результате бунтовщик «был бит на площади кнутом и, по наложении клейм, отправлен в Сибирь, в числе прочих сущих воров и разбойников».

Заступник народный Евсеич, который много начальников видел, а всё жив, и которому «с правдой <...> везде жить хорошо», оказался в кандалах, а потом и вовсе «исчез без остатка, как умеют исчезать только "старатели" русской земли».

Составил для глуповцев отставной приказный Боголепов прошение в высшие инстанции с жалобой на поведение градоначальника, что мрут они и опасаются, «как бы бригадир со своей Аленкой нас не оклеветал». Отправили почтой прошение и радовались: « Теперь наше дело верное! теперича мы, братец мой, бумагу подали!» Пока ждали ответа, бригадир пересажал «злоумышленников» по оговорам. Страх, что он всех «завинит», пригнал уцелевших 150 «крестов» (неграмотные крестьяне вместо подписи ставили кресты) к градоначальнику, чтобы покарать его, но он укрылся в архиве, оставив Алёнку без защиты. Как только доведённые до отчаяния бунтовщики расправились с «ведьмой» (бросили с колокольни), показалось глупым обывателям, что по дороге в пыльном облаке «хлеб идёт», хотя оттуда раздавалось:

«В колонну

Соберись бегом!

Трезвону

Зададим штыком!

Скорей! скорей! скорей!»

Бригадир Фердыщенко остался у власти, продолжая бесчинствовать.

Чего только ещё не пришлось пережить глуповцам с остальными правителями: войны «за просвещение» и сразу «против просвещения» (Бородавкин); испытания, «достаточно ли глуповцы тверды в бедствиях» (Негодяев); новое законодательство (Беневоленский); идолопоклонничество (Грустилов); безвластие, от которого глуповцы «немедленно впали в анархию» и пр.

Надо отметить, что все градоначальники принимались глуповцами покорно, сначала даже с восхищением. Мероприятия, ими проводимые, приветствовались обывателями бездумно, а последствия переносились терпеливо.

Сатирик упрекает народ в безмыслии и бездействии, в готовности принять от градоначальников любую, даже самую невероятную идею, лишь бы она исходила от отца города, который почему-то обязательно должен быть «батюшкой», «красавцем», «умницей».

Вот и получили глуповцы в результате градоначальника Угрюм-Бурчеева, первое впечатление о котором было совсем иным даже у обывателей: «Он был ужасен».

Если «органчик» Брудастый всего лишь исполнял две пьесы — « Разорю!» и «Не потерплю!», то усовершенствованный Угрюм-Бурчеев уже приводит в действие свои разрушительные планы, не задумываясь ни о чём и ни о ком, идёт напролом в прямом смысле, так как идеалом для него служит прямая линия.

Его проект по устройству города автор характеризует как «систематический бред, в котором, до последней мелочи, были регулированы все подробности и будущего устройства этой злосчастной муниципии». Воплощением своего плана в жизнь он и занимается, невзирая ни на какие препятствия. Согласно плану главными принципами жизни горожан должны были стать безграничная во всём одинаковость, единообразие, тупая прямолинейность. Распространялось это буквально на всё: от расположения улиц и серого цвета домов до одинаковых количества и даже возраста проживающих в одной семье — «одинаковость лет сопрягается с одинаковостию роста»! Даже праздники от будней, по его представлению, «отличаются только усиленным упражнением в маршировке». Вряд ли могли утешиться обыватели тем, что градоначальник не только издевался над ними, но и методично истязал себя: от сна на голой земле до бичевания шпицрутенами.

Очнулись глуповцы, когда уставший от воплощения своего «бреда» градоначальник упал на землю и заснул. Тут-то они и поняли, кто перед ними. А когда он проснулся, прежнего страха у народа не было.

«Неслыханное зрелище» поразило город через неделю и «Оно пришло...» Но это вовсе не конец. Ведь Угрюм-Бурчеев говорит: «Идёт некто за мной, который будет ещё ужаснее меня». А перед исчезновением не успевает договорить: «Придёт...» Кто или что может быть ещё ужаснее? Летопись заканчивается, но в описи градоначальников за Угрюм-Бурчеевым следует Перехват-Залихватский, который «въехал в Глупов на белом коне, сжёг гимназию и упразднил науки».

Собирательный образ народа — глуповцев-обывателей в процессе истории города трансформируется: к финалу последней главы они прекращают восхвалять градоначальника, недоволен прозревший народ, происходят какие-то собрания под покровом ночи, что-то тайное обсуждается, что-то серьёзное затевается против «батюшки». И когда у замученных Угрюм-Бурчеевым глуповцев не остаётся сил бояться его, они вдруг понимают, что, собственно, бояться-то и некого, что перед ними всего лишь «подлинный идиот — и ничего более».

Таким образом, в романе « История одного города» Салтыков-Щедрин показывает, как зреет народный протест и как мешает людям рабская привычка к бездумному повиновению. Доведённый до крайности народ пытается разъяснить и разрешить свои проблемы, но власть не умеет слушать, не умеет разговаривать, она может только карать (глава «Голодный год»). Так постепенно подрывается народная вера в доброго царя. Народное терпение не безгранично, намекает сатирик.

Такова «чудесная» « История одного города» Салтыкова-Щедрина. А «кто не верит в волшебные превращения, тот пусть не читает летописи Глупова».

Но у сатириков не бывает рецептов всеобщего счастья. Они любезны читателю тем, что, не опасаясь последствий, высмеивают всё то, что отстаёт от времени.