Реальный масштаб картины леонардо да винчи. Как она выглядит

Позже эксперты сомневались в авторстве и пришли к выводу, что более вероятно, что рисунок был сделан кем-то из студии художника. Фагнар, Леонардо да Винчи во Франции. Трауан Штайниц, «Траттато делла питрура» Леонардо да Винчи. Именно к этой публикации Роланд Фреат де Шамбре обязан своей репутацией в области литературы и художественной теории. Эта рукопись, хранящаяся в Ватиканской библиотеке, содержит 944 главы, которые состоят из восьми разделов. Одна из этих копий, сделанная для графа миланского Галеаццо Арконати и включающая только вторую, третью и разделы четвертой части сборника Мельци, то есть главы, посвященные качествам Художник, с движением человеческого тела и представлением драпировок, прибывает в руки Кассиано дал Поццо.

Через несколько месяцев Жак Ланглуа напечатал французский перевод из-за Романа Фреарта де Шамбра, брата Шантелоу. Во-первых, это открывается не на посвящениях королеве Кристине из Швеции и ее доктору Пьеру Бурделоту, а на посвящении письма Николаю Пуссену, в котором Чэмбр благодарит Кассиано дал Поццо за то, что он дал рукопись его брату и Пуссену, чтобы проиллюстрировать это, сожалея о том, что он не работал в сотрудничестве с французским художником, который мог бы просветить его перед «неясностью стиля этого автора», тем самым оправдывая возможные ошибки или неадекватности его перевода.

С другой стороны, жизнь Леонардо, найденная в итальянском издании и являющаяся таким драгоценным источником для создания истории мастеров во Франции, отсутствует. С другой стороны, сердце договора соответствует итальянской версии. Гравировка, полученная из рисунков Пуссена и Альберти и обогащенная Чарльзом Эррадом, иллюстрирует текст. Он организован в 365 глав, некоторые из которых ожидаются, в то время как другие раскрывают мысли Леонардо. В конце концов, результат разочаровывает: «Трейт» предоставляет последовательность практических советов, а не теоретическую мысль; инструкции следуют друг за другом случайным образом, сопоставляя себя без большой согласованности.

Как бы то ни было, успех публикации сразу, особенно в Королевской академии живописи и скульптуры, где художники и теоретики увлечены главами, посвященными перспективам. Факт остается фактом: книга также противоречива: Чарльз Браун считает, что Предание следует соблюдать, а Авраам Боссе, тогдашний профессор перспективы в Академии, строго критикует книгу, рассматривая ее как Слишком грубо. Пуссен тоже не одобряет публикацию, тем более, что он разочарован гравюрами, которые, как предполагается, воспроизводят его рисунки.

История с Францией

Он внесли большой вклад в судьбу живописца, как во Франции, так и за рубежом. Но он, конечно, никогда не имел его в своем распоряжении. Это быстро становится символом французских коллекций. На картине изображена трехквартальная женщина, сидящая в лоджии, открытой на пейзаже. Она смотрит на зрителя и улыбается. Левое предплечье опирается на подлокотник кресла, руки помещаются один на другой, он доминирует над всей композицией. Его силуэт находится в пирамидальной форме, что укрепляет стабильность фигуры.

Присутствие, которое «ломает экран»

Темные волосы, покрытые легкой вуалью, обрамляют лицо бритыми бровями, которые привлекают внимание зрителя. С ее проницательным взглядом и легкой улыбкой Лиза Монна, кажется, бросает вызов зрителю и получает удовольствие. Леонардо смог уловить мимолетное выражение лица женщины. Он точно представляет собой мускулы его лица и всех их движений, включая контуры глаз и комиксы губ. Его умение особенно важно в том, как он воздействует на объем тонов кожи, тонко размывая проходы от тени к свету. Таким образом, он изобретает новый эффект, который позволяет ему лучше вписывать фигуру в космос.

Именно благодаря этому эффекту, характерному для живописи Леонардо, Мона Лиза предстает перед зрителем. Она там рядом и наблюдает за нами как за окном. Это присутствие еще больше усугубляется сильным контрастом, существующим в картине между фигурой и парообразным ландшафтом, на котором выделяется его силуэт.

С его отдаленными долинами и скалистыми вершинами, потерянными в тумане, огромный ландшафт довольно загадочен. Его глубина получается благодаря тому, что состоит из создания разных плоскостей путем постепенного модуляции тонов. Мы идем от зеленовато-коричневого до голубовато-зеленого, чтобы наконец достичь неба. На ближайшем уровне появляются признаки цивилизации: справа, мост проходит по реке, слева - по ветру. Но когда вы приближаетесь к горизонту, появляются волшебные горы, а затем сливаются в светлый и яркий свет.

Монна Лиза наблюдает за нами и улыбается нам, но ее взгляд исчезает позади иконы, которой она стала. Все проекты своих фантазий. Художники всех времен продолжали черпать вдохновение, от Рафаэля до Коро, Марселя Дюшана до Жан-Мишеля Баскиа. Независимо от абсолютной ссылки или издевательства, она остается вечно маяком в истории искусства.

Что связывает Леонардо да Винчи, Леонардо Фибоначчи и работу Риккардо Маньяни, озаглавленную «Тайная миссия Леонардо да Винчи»? Как персонажи и работы до сих пор в исторической прогрессии должны быть близки одновременно? Нет, не обманывайся; общий знаменатель не лежит во имя гения Винчи. Музыка, это ответ.

Эта же музыка, самое возвышенное выражение гармонии в множествах великих композиторов, эпохи Возрождения или иначе, находит точное смешение в образных произведениях флорентийского гения, умело представленного в книге Маньяни, и отличное соответствие с тем, что было установлено преемством Фибоначчи. «Ряд, в котором каждое положительное целое равно сумме двух предшествующих ему»: это определение преемственности Фибоначчи, совершенно явное, чтобы не оставлять сомнений даже в тех, у кого с математикой всегда были противоречивые отношения.

Затем, окрашенная как метафора музыкальной пентаграммы, музыка регулировалась в своих метриках по наследству Фибоначчи, в свою очередь, тесно связана с концепцией Золотого раздела: совершенная эскалация, симметричная в некоторых отношениях, которая стремится достичь своего собственного пика особенностей по сравнению с некоторые картины Леонардоска, в которых, по словам Магнани, скрыты важные подсказки сокровенных сообщений. В Мадонне Дрейфуса благословенная Дева помещает пальцы левой руки в соответствии с определенной конформацией, в то время как с правой рукой она окружает искупительного сына; То же самое сказано в «Деве Рарости» и «Каддафит Магдалины», все изобразительные изображения, в которых в предметах изображены позиции пальцев, которые, если не определенно аномальные, несомненно, не ускользнут в их эксцентриситете к каким-либо тщательно проглядывающимся взглядам.

Ну, эти своеобразные расположения пальцев - это не что иное, как представление точных музыкальных аккордов, соглашений, которые относятся к понятиям Андрогинуса, алхимического брака, Гибриса, музыки сфер, всех ссылок на древнее состояние изначального блаженства, из которых человек, расположенный перед символическим «изгнанным из рая». Изобразительный путь, который становится музыкальным путем, который становится, в свою очередь, математическим путем, в последовательности фаз только, по-видимому, отключен друг от друга.

Знание должно вернуть ту эпоху, сумма которой понимается не только как арифметическое добавление слагаемых, но и просто как суммирование отдельных изолированных факторов, но гораздо более благородно возвращается к той роли, которая всегда была его ответственностью, такой как клей всех дисциплин координированное и сопряженное исследование. Культура - это понятие, не обязательно сопоставимое с знаниями, но часто неуклюже запутанное: культура не всегда означает знание, знание, с другой стороны, всегда подразумевает культуру.

В этой точной трансверсальной перспективе должны быть поставлены принципы, выраженные как фибонакцанской математикой, так и картин Леонардоска: гармония, пропорция, природа следуют определенным метрикам, определенным четко определенным законам. Принцип красоты, который отражается как в поэтических, так и в живописно-архитектурных измерениях. Становление перелома Фибоначчи трансформирует себя, преображая себя, в опыт приближающегося подхода, но никогда не достигающего, до совершенства, напоминая себе те древние, но всегда очень актуальные ценности поиска симметрии.

Музыка, следовательно, как исследование красоты, как напряжение к совершенству, о котором можно только думать, но никогда не испытывать. Математика, музыка и искусство: параллельные пути к пику знания «Все течет», утверждал Гераклит в своем философствовании, вдохновленном водой и посвященным становлению, несомненно, противостоял теме постоянной философии пребывания Парменида: расходящиеся течения, хотя вдохновленный исследованием причины мунди. Поскольку Золотое сечение геометрически представляет конкретную взаимосвязь между сегментами полупрямой, таким же образом ряд Фибоначчи указывает на конкретную численную прогрессию, в которой отношения между числами принимают сингулярное значение; Точно так же Музыка небесных сфер уважает тот же закон, который мы также находим в структурных соответствиях Великой Пирамиды Гизы, например.

Камень философа, столь дорогой для алхимиков, возможно, может быть узнан именно в таких распоряжениях: вот человек Леонардана Витрувиан, в котором пропорции частей тела подчиняются точным законам регулирования. Поскольку Пенелопа сплела холст, а затем выбросила варп ночью, похоже, что происходит с прохождением знаний: добиться прогресса, а затем, во всяком случае, забыть сюжеты, не отказываясь от шпинделя.

Леонардо и Джоконда: дека

Обзор, основанный на числах, по геометрии, который требует умственной предрасположенности, возможно, более склонной к математике, чем к самому искусству. Но Мона Лиза известно, является произведением искусства открытого, при условии соблюдения нескольких уровней чтения и скрытого сообщения, вверенного художником к размеру его картины, он хорошо вписывается в этой области. Это была бы придирчивая шутка, если бы они не совпадали с данными, которые до сих пор были раскрыты.