Литературная мистификация XIX века. Басни, стихи, афоризмы. История появления образа Козьмы Пруткова

Директор Пробирной Палатки и поэт, драматург, философ Козьма Прутков - гениальная мистификация русской сатиры. Этот вымышленный персонаж так основательно утвердился в русской литературе, что ему мог бы позавидовать иной реально существовавший писатель. В настоящее время Козьма Прутков справедливо считается одним из классиков русской юмористической литературы.

Козьма Прутков завоевал народное признание. Многие выражения из стихотворений и афоризмов Козьмы Пруткова вошли в живую речь («Никто не обнимет необъятного», «Если хочешь быть счастливым, будь им», «Козыряй!», «Бди!», «Зри в корень!», «И терпентин на что-нибудь пригоден», «Что имеем - не храним, потерявши - плачем», «Век живи - век учись» и т. д.). В Пруткове во всем своем блеске обнаружился русский ум, умеющий взглянуть на себя со стороны да над собой же и посмеяться.

В 1988 году Козьма Прутков появился в кинематографе - режиссер Юрий Мамин поставил кинокомедию «Фонтан», начавшуюся афоризмом сочинителя: «Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану».

В 1998 году в городе Сольвычегодске прошел первый фестиваль Козьмы Пруткова, праздник сатиры и юмора под девизом «Глядя на мир, нельзя не удивляться».

23 апреля 2003 года - в день 200-летия Козьмы Пруткова учреждена пародийная премия юбиляра «Чугунный Козьма».

В сентябре 2004 года - в год 150-летия появления имени Козьмы Пруткова в печати - вышел сайт юбиляра с его полным собранием сочинений.

Но не всем известно, что начало литературному образу Козьма Прутков было положено на Липецкой земле летом 1851 года в усадьбе братьев Жемчужниковых Павловке (ныне Долгоруковский район), куда с визитом нагрянул Алексей Константинович Толстой. И единственный памятник гениальному Козьме установлен на долгоруковской земле. Автором памятника является Иван Александрович Христенко - краевед, бывший директор музея-усадьбы «Край Долгоруковский», ежегодно устраивающий Жемчужниковские чтения.

Портрет Козьмы Пруткова

Портрет Козьмы Пруткова создали к несостоявшемуся изданию 1853/54 годов тогдашние студенты Академии художеств, занимавшиеся и жившие вместе: Лев Михайлович Жемчужников, будущий профессор Александр Егорович Бейдеман и Лев Феликсович Лагорио.

В «Биографических сведениях о Козьме Пруткове» подробно описан этот его единственный прижизненный «портрет, отпечатанный в том же 1853 году в литографии Тюлина, в значительном количестве экземпляров. Тогдашняя цензура почему-то нe разрешила выпуска этого портрета; вследствие этого не состоялось и все издание. В следующем году оказалось, что все отпечатанные экземпляры портрета, кроме пяти, удержанных издателями тотчас по отпечатании, пропали, вместе с камнем, при перемене помещения литографии Тюлина, вот почему при настоящем издании приложена фотогиалотипная копия, в уменьшенном формате, с одного из уцелевших экземпляров того портрета, а не подлинные оттиски. Дорожа памятью о Козьме Пруткове, нельзя не указать и тех подробностей его наружности и одежды, коих передачу в портрете он вменял художникам в особую заслугу; именно: искусно подвитые и всклоченные, каштановые, с проседью, волоса; две бородавочки: одна вверху правой стороны лба, а другая вверху левой скулы; кусочек черного английского пластыря на шее, под правою скулой, на месте постоянных его бритвенных порезов; длинные, острые концы рубашечного воротника, торчащие из-под цветного платка, повязанного на шее широкою и длинною петлею; плащ-альмавива, с черным бархатным воротником, живописно закинутый одним концом за плечо; кисть левой руки, плотно обтянута я белою замшевою перчаткою особого покроя, выставленная из-под альмавивы, с дорогими перстнями поверх перчатки (эти перстни были ему пожалованы при разных случаях). Когда портрет Козьмы Пруткова был уже нарисован на камне, он потребовал, чтобы внизу была прибавлена лира, от которой исходят вверх лучи. Художники удовлетворили это его желание, насколько было возможно в оконченном уже портрете; но в уменьшенной копии с портрета, приложенной к настоящему изданию, эти поэтические лучи, к сожалению, едва заметны».

Стихотворение Козьмы Пруткова «Мой портрет», представляет наиболее характерные черты творчества и духовного облика поэта.

Мой портрет
Когда в толпе ты встретишь человека,
Который наг; 1
Чей лоб мрачней туманного Казбека,
Неровен шаг;
Кого власы подъяты в беспорядке;
Кто, вопия,
Всегда дрожит в нервическом припадке, -
Знай: это я!

Кого язвят со злостью вечно новой,
Из рода в род;
С кого толпа венец его лавровый
Безумно рвет;
Кто ни пред кем спины не клонит гибкой,
Знай: это я!..
В моих устах спокойная улыбка,
В груди - змея!

1 Вариант: «На коем фрак». (Примечание К. Пруткова.)

Биография Козьмы Петровича Пруткова

Согласно биографии, представленной авторами личности Козьмы Петровича Пруткова, «родился» всенародно любимый лирик, философ, острослов, тонкой души человек в начале XIX века. День рождения известен - 11 (23) апреля. Год рождения его еще точно не установлен. Один из его биографов называет 1803-й, другой - 1801 год. Он появился на свет в деревне Тентелевой Сольвычегодского уезда, входившего в то время в Вологодскую губернию, и происходил из незнатного, но весьма замечательного дворянского рода. Дед его, отставной премьер-майор и кавалер Федот Кузьмич Прутков, оставил потомству знаменитые «Гисторические материалы», которые, при всей их старомодности и неуклюжести слога, обладают несомненными достоинствами, содержат глубокие и остроумные мысли. Будучи уже зрелым литератором, Козьма Прутков опубликовал «Исторические материалы Федота Кузьмича Пруткова (деда)», скромно объявив в предисловии: «Весь мой род занимался литературою» - и пообещав, вслед за дедовыми записками, издать записки отца и свои собственные.

Причастен к литературе был и Петр Федотыч Прутков, отец писателя, создавший оперетту «Черепослов, сиречь Френолог», веселость, живость, острота и соль которой, по словам Козьмы Пруткова, одобрены были такими крупными поэтами, как Державин, Херасков, Шишков, Дмитриев и Хмельницкий, а Сумароков даже составил на нее эпиграмму. Становится понятной та неодолимая страсть к сочинительству, отличавшая Козьму Пруткова до конца дней его. При крещении будущую знаменитость нарекли Кузьмой, но впоследствии сам он переименовал себя в Козьму и даже в Косьму, чем подтвердил еще один собственный афоризм о том, что «всякая вещь есть форма проявления беспредельного разнообразия».

Образование Козьма Петрович получил домашнее, освоив науки с помощью приходского священника Иоанна Пролептова. При этом по упражнению на счетах Кузьма получил у своего учителя отметку «смело-отчетливо», а по русской словесности - «назидательно-препохвально», что предрекало успех Пруткова на избранных им впоследствии поприщах.

Изучая афоризмы Козьмы Пруткова, мы находим в них отражение некоторых событий его жизненного пути. «Если хочешь быть красивым, поступи в гусары», - писал он, и это обстоятельство, возможно, побудило его в 1820 году начать службу юнкером в одном из лучших гусарских полков. Однако уже через два года с небольшим он оставил службу, увидев во сне голого бригадного генерала в эполетах. Сон этот оказал большое влияние на всю жизнь Козьмы Пруткова и послужил объектом пристального внимания многих исследователей жизни и творчества поэта, в том числе и зарубежных.

Тотчас после отставки, последовавшей в 1823 году, К. П. Прутков определился на службу по министерству финансов, в Пробирную Палатку, где оставался до смерти. Здесь он удостоился получить все гражданские чины, до действительного статского советника включительно, и орден св. Станислава 1-й степени. Всего этого К. П. Прутков добился без особой протекции, руководствуясь принципом, что «усердие все превозмогает».

Впоследствии он писал: «Мой ум и несомненные дарования, подкрепляемые беспредельною благонамеренностью, составляли мою протекцию». Все биографы отмечают безукоризненное управление К. П. Прутковым Пробирной Палаткой. Подчиненные любили, но боялись его, поскольку он был справедлив, но строг.

На 25-м году жизни Козьма Петрович соединил судьбу свою с судьбой Антониды Платоновны Проклеветантовой, от коей имел множество детей (в живых осталось 4 дочери и 6 сыновей).

Семья проживала в Петербурге в большой казенной восемнадцатикомнатной квартире в доме № 28 на Казанской улице, что берет свое начало от Невского проспекта у Казанского собора. Там находилась и Пробирная Палатка Горного департамента министерства финансов.

Но как бы ни были велики служебные успехи и семейные достоинства К. П. Пруткова, они одни не доставили бы ему даже сотой доли той славы, какую он приобрел литературною своею деятельностью. Между тем он пробыл в государственной службе (считая гусарство) более сорока лет, а на литературном поприще действовал гласно только пять лет (в 1853-54 и в 1860-х годах).

До 1850 года, именно до случайного своего знакомства с небольшим кружком молодых людей, состоявшим из нескольких братьев Жемчужниковых и двоюродного их брата, графа Алексея Константиновича Толстого, - Козьма Петрович Прутков и не думал никогда ни о литературной, ни о какой-либо другой публичной деятельности. Он понимал себя только усердным чиновником Пробирной Палатки и далее служебных успехов не мечтал ни о чем. В 1850 году граф А. К. Толстой и Алексей Михайлович Жемчужников, не предвидя серьезных последствий от своей затеи, вздумали уверить его, что видят в нем замечательные дарования драматического творчества. Он, поверив им, написал под их руководством комедию «Фантазия», которая была исполнена на сцене Александринского театра, в высочайшем присутствии, 8 января 1851 года. В тот же вечер, однако, по особому повелению она была изъята из театрального репертуара.

Эта первая неудача не охладила начинавшего писателя ни к его новым приятелям, ни к литературному поприщу. Он, очевидно, стал уже верить в свои литературные дарования. Упомянутый Алексей Жемчужников и брат его Александр ободрили его, склонив заняться сочинением басен.

Делая эти первые шаги в литературе, Козьма Петрович Прутков не думал, однако, предаться ей. Он только подчинялся уговорам своих новых знакомых. Ему было приятно убеждаться в своих новых дарованиях, но он боялся и не желал прослыть литератором; поэтому он скрывал свое имя перед публикою. Первое свое произведение, комедию «Фантазия», он выдал на афише за сочинение каких-то «X и Z». Его басни выходили в журнале «Современник» в 1851-1852 гг. инкогнито.

Слава Козьмы Пруткова установилась так быстро, что в первый же год своей гласной литературной деятельности (в 1853 г.) он уже занялся приготовлением отдельного издания своих сочинений с портретом. Для этого были тогда же приглашены им трое художников, которые нарисовали и перерисовали на камень его портрет, отпечатанный в том же, 1853 году, в литографии Тюлина, в значительном количестве экземпляров. Но тогдашняя цензура не разрешила выпуска этого портрета; вследствие этого не состоялось и все издание.

После 6-летнего перерыва (1854-1860) публикации возобновились, последним его опубликованным сочинением стал «Проект о введении единомыслия в России».

Козьма Прутков писал басни, эпиграммы, лирику, баллады. Не чужды ему были драматические жанры: комедия, водевиль, драма, мистерия, естественно-разговорное представление... В его прозе можно усмотреть автобиографический, публицистический, исторический и эпистолярный жанры. Он писал полемические статьи и проекты. И, наконец, своими афоризмами прославился как философ.

13 (25) января 1863 года в Петербурге в 2 часа и три четверти - написав последние стихи, «умер» за рабочим столом директор Пробирной Палатки Козьма Петрович Прутков.

История появления образа Козьмы Пруткова

Козьма Петрович Прутков - одно из удивительных и ярких порождений русской литературной и общественной жизни. Как известно, его самого, со всей биографией и родословной, с баснями, стихотворениями, пьесами, афоризмами, придумали поэт Алексей Константинович Толстой и его двоюродные братья - Алексей и Владимир Жемчужниковы. Свою лепту внесли и другие Жемчужниковы - Александр и Лев, а также поэт Петр Павлович Ершов (1815-1869). Лев Жемчужников вместе с художниками Бейдеманом и Лагорио придумали живописный образ Пруткова, создав его портрет.

Летом 1851 года братья Жемчужниковы и Алексей Толстой жили в Павловке (ныне Долгоруковский район), в имении, где все они любили проводить время, шутить и насмешничать. Находилось оно километрах в двух от долгоруковского села Вязовое. Там были барский дом с мезонином, служебные постройки, сад с липовыми аллеями и два пруда. Любимым занятием Алексея Толстого было эпистолярное балагурство, Алексей Жемчужников писал комические пьесы для домашнего театра, Владимир выказывал способности пародиста-имитатора, Александр слыл неистощимым изобретателем головокружительных и рискованных проделок, острословом, сочинителем нелепиц, стилизованных под басни. Так в Павловке и появилось первое прутковское творение - басня «Незабудки и запятки», которую придумал Александр Жемчужников для «шутки». Тем же летом он при содействии брата Алексея написал ещё два подобных произведения: «Кондуктор и тарантул», «Цапля и беговые дрожки». А Алексей тогда же добавил к ним ещё парочку: одно написанное самостоятельно, другое - с братом Александром.

В письме к А. Н. Пыпину Владимир Жемчужников писал: «Когда писались упомянутые басни, то в шутку говорилось, что ими доказывается излишество похвал Крылову и др., потому что написанные теперь басни не хуже тех. Шутка эта повторялась и по возвращении нашем в Санкт-Петербург и вскоре привела меня с братом Алексеем и графом А. Толстым (брат Александр был в то время в Оренбурге) к мысли писать от одного лица, способного во всех видах творчества. Эта мысль завлекла нас, и создался тип Козьмы Пруткова». Там же: «Нравственный и умственный образ К. Пруткова создался, как говорит мой брат, не вдруг, а постепенно, как бы сам собою, и лишь потом дополнялся и дорисовывался нами сознательно». В. М. Жемчужников, служа в 1854-1855 годах в Тобольске, познакомился там с известным сочинителем сказки «Конек-Горбунок» Петром Павловичем Ершовым и привлек его к участию в создании очень смешной оперетты «Черепослов, сиречь Френолог». П. П. Ершов передал ему несколько своих куплетов, написанных в 1837 году, с просьбой куда-нибудь их поместить, что и было сделано, они были помещены во вторую картину оперетты. Впоследствии произведение это представлено было публике под авторством Петра Федотыча Пруткова, отца Козьмы. Так явился на свет в своем роде единственный во всей русской литературе поэт-чиновник, имеющий свою родословную и обремененный многочисленной родней.

В 1852 году возникающий автор стал называться Кузьмой (по имени жемчужниковского камердинера) Прутковым (Козьмою он стал лишь в 1876 - об этом позаботился проказливый брат Александр). В это же время Кузьма Петрович получил невысокий, но вполне солидный чин «по министерству финансов», сделавшись директором Пробирной Палатки (таковая действительно имелась, хотя и в другом ведомстве) и обрел две главнейшие черты: полное отсутствие чувства юмора и не ведающее границ усердие («усердие все превозмогает», - гласил один из его афоризмов).

Для читающей публики имя Козьмы Пруткова появилось впервые в 1854 году в «Литературном ералаше» - юмористическом приложении к «Современнику», где были опубликованы «Досуги Козьмы Пруткова». Это было целое собрание, включающее не менее половины всего творческого наследия Пруткова. После «Досугов» Козьма Прутков надолго умолк. Лишь через пять лет в «Современнике» появилось небольшое дополнение к «Досугам» под названием «Пух и перья. К Досугам Козьмы Пруткова». В том же 1860 году в четырех номерах сатирического журнала «Искра» печатались «Мысли и афоризмы» и анекдоты «Из записок моего деда», которые тоже представляют собой добавление к «Досугам». Заключительная публикация Козьмы Пруткова появились в 1863 году в последнем, девятом номере «Свистка».

До 1917 года сочинения Пруткова выдержали 12 изданий. В советское время издания «Полного собрания сочинений Козьмы Пруткова» выходили много раз, дополнялись новыми материалами.

Произведения Козьмы Пруткова

• Прутков К. Полное собрание сочинений / А. М. и В. М Жемчужниковы. - Пб., 1884. - 353 с.
• То же. - 12-е изд. - Пб., 1916. - 256 с.
• Прутков К. Полное собрание сочинений / вступ. ст. и примеч. П. Н. Беркова. - Доп. и сверенное по рукописям. - М.-Л. : Академия, 1933. - 637 с.
• Прутков К. Полное собрание сочинений / вступ. ст., ред. и примеч. Б. Я. Бухштаба. - Л. : Сов. писатель, 1949. - 408 с. - (Б-ка поэта. Большая серия).
• То же. - 2-е изд. - М.-Л., 1965. - 479 с.
• Прутков К. Сочинения / вступ. ст. Д. И. Заславского; подгот. текста и примеч. А. К. Бабореко. - М. : Гослитиздат, 1955. - 419 с.
• Прутков К. Сочинения / вступ. ст. В. Сквозникова; примеч. А. К. Бабореко. - М. : Худож. лит., 1974. - 448 с.
• Прутков К. Сочинения Козьмы Пруткова / сост., предисл., примеч. и словарь Д. А. Жукова; рис. Н. В. Кузьмина. - М. : Дет. лит., 1983. - 303 с.: ил.
• Прутков К. Сочинения Козьмы Пруткова / вступ. ст., коммент., Вл. Новикова. - М. : Книга, 1986. - 414 с.
• Прутков К. Сочинения / вступ. ст. В. Сквозникова; коммент. А. К. Бабореко; ил. Н. Кузьмина. - М. : Правда, 1986. - 416 с. : ил.
• Прутков К. Сочинения Козьмы Пруткова / предисл. Ф. Кривина; примеч. А. Бабореко. - М. : Худож. лит., 1987. - 335 с. - (Классики и современники. Русская классическая литература).
• Прутков К. Сочинения Козьмы Пруткова. - М. : Терра, 1996. - 399 с.
• Прутков К. Избранные произведения / вступ. ст., ред. и примеч. В. Десницкого. - Л. : Сов. писатель, 1939. - 396 с. - (Б-ка поэта. Малая серия).
• Прутков К. Драматические произведения. - М. : Искусство, 1974. - 160 с.
• Прутков К. Плоды раздумья: мысли и афоризмы. - М. : Худож. лит., 1990. - 319 с.
• Прутков К. Пух и перья: мысли и афоризмы. - М. : Эксмо-Пресс, 2000. - 399 с. - (Антология мудрости).
• Прутков К. Пух и перья: мысли и афоризмы. - М. : Эксмо, 2004. - 400 с. - (Антология мудрости).
• Прутков К. Проект введения единомыслия в России. Любовь и Силин / вступ. ст. П. К. Губера. - П.-М. : Радуга, 1923. - 48 с.

Литература о жизни и творчестве К. П. Пруткова

• Заславский Д. Козьма Прутков и его родители // Литературное наследство. - М., 1932. - Т. 3. - С. 197-201.
• Берков П. Н. Козьма Прутков директор пробирной палатки и поэт: к истории русской пародии / П. Н. Берков. - Л. : Академия наук СССР, 1933. - 225 с.
• Жуков Д. Козьма Прутков и его друзья. - М.: Худож. лит., 1983. - 384 с.
• Морозова М. К. Мои воспоминания: [о семье Жемчужниковых] // Наше наследие. - 1991. - № 6. - С. 94.
• Христенко Н. Историческая ответственность за Козьму Пруткова: [братья Жемчужниковы и А. К. Толстой] // Сельские зори [Долгоруков. р-н]. - 2001. - 16 мая.
• Елецких А. Нравится ли землякам сатира: [Козьма Прутков и Долгоруков. р-н] // Сельская жизнь. - 2001. - 11 сент. - С. 4.
• Боков Н. Козьма Прутков родился под Ельцом: [о братьях Жемчужниковых] // Липецкий меридиан. - 2003. - 12 апр. (№ 2). - С. 4.
• Шальнев Б. Как звали Козьму Пруткова? // Липецкая газета. - 2006. - 23 февр. - С. 7.
• Варфоломеев П. Где родился Козьма Прутков? // Труд. - 2006. - 3 мая. - С. 3.
• Зорин В. Потомок Гоголя, предок Чехова: [о Козьме Пруткове и его «родителях», А. М. и В. М. Жемчужниковых] // Добрый вечер. - 2008. - 26 марта-1 апр. (№ 13). - С. 15.
• Павлова (Дедяева) Т. Память детства хранит: [учитель с. Верхний Ломовец об имении Жемчужниковых в Долгоруков. р-не - Павловке] // Сельские зори [Долгоруков. р-н]. - 2011. - 12 марта.
• Гришаев А. Козьма Прутков родился на Павловской даче: [д. Павловка Долгоруков. р- на - родовое имение Жемчужниковых] // Регион. Вести. - 2011. -7 июля (№ 27). - С. 7.
• Русские писатели 1800-1917: биогр. словарь. - М.: Просвещение, 1990. - Т. 2. - С. 171-173.
• Козьма Прутков // Козьма.ру: персональный сайт сочинителя: официальный сайт русского абсурда в мировом хаосе и не менее официальный сайт Оргкомитета премии «Чугунный Козьма». - Режим доступа: http://www.kozma.ru.
• Козьма Прутков, вымышленный писатель: сайт. - Режим доступа: http://www.prutkov.org.ru/.
• Прутков Козьма: сайт. - Режим доступа: http://prutkov.lit-info.ru/.
• Козьма Прутков: сайт. - Режим доступа: http://kozmaprut.narod.ru/.
• Козьма Прутков // Лучшие русские поэты и стихи: сайт. - Режим доступа: http://er3ed.qrz.ru/prutkov.htm.
• Прутков Козьма Петрович: Сочинения // Lib.ru: «Классика»: сайт. - Режим доступа: http://az.lib.ru/p/prutkow_k_p/.

Афоризмы Козьмы Пруткова

• Время подобно искусному управителю, непрестанно производящему новые таланты взамен исчезнувших.
• Не растравляй раны ближнего, страждущему предлагай бальзам... Копая другому яму, сам в нее попадешь.
• Не все стриги, что растет.
• Чрезмерный богач, не помогающий бедным, подобен здоровенной кормилице, сосущей с аппетитом собственную грудь у колыбели голодающего дитяти.
• Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое бросание будет пустою забавою.
• Человек, не будучи одеян благодетельною природою, получил свыше дар портного искусства.
• Нет на свете государства свободнее нашего, которое, наслаждаясь либеральными политическими учреждениями, повинуется вместе с тем малейшему указанию власти.
• Память человека есть лист белой бумаги: иногда напишется хорошо, а иногда дурно.
• Жизнь - альбом. Человек - карандаш. Дела - ландшафт. Время - гумиэластик: и отскакивает, и стирает.
• Добродетель служит сама себе наградой; человек превосходит добродетель, когда служит и не получает награды.
• Не всякому человеку даже гусарский мундир к лицу.
• Если ты голоден и наг
  Будь тебе утехой учебный шаг.
• На чужие ноги лосины не натягивай.
• Всегда держись начеку!
• Чем скорее проедешь, чем скорее приедешь.
• Не шути с женщинами: эти шутки глупы и неприличны.
• Под сладкими выражениями таятся мысли коварные: так, от курящего табак нередко пахнет духами.
• Начало ясного дня смело уподоблю рождению невинного младенца: быть может, первый не обойдется без дождя, а жизнь второго без слез.
• Если у тебя спрошено будет: что полезнее, солнце или месяц? - отвечай месяц. Ибо солнце светит днем, когда и без того светло, а месяц - ночью. Но, с другой стороны: солнце лучше тем, что светит и греет; а месяц только светит, и то лишь в лунную ночь!
• Смотри вдаль - увидишь даль; смотри в небо - увидишь небо; взглянув в маленькое зеркальце, увидишь только себя.
• Усердный в службе не должен бояться своего незнания, ибо каждое новое дело он прочтет.
• Что имеем - не храним; потерявши - плачем.
• Усердие все превозмогает!
• Влюбленный в одну особу страстно - терпит другую только по расчету.
• Что есть лучшего? - Сравнив прошедшее, свести его с настоящим.
• Подавая сигналы в рог,
  Будь всегда справедлив, но строг.
• Глядя на мир, нельзя не удивляться!
• Глупейший человек был тот, который изобрел кисточки для украшения и золотые гвоздики на мебели.
• Почти всякое морщинистое лицо смело уподоблю груше, вынутой из компота.
• Вещи бывают великими и малыми не только по воле судьбы и обстоятельства, но также по понятиям каждого.
• Хорошего правителя справедливо уподобляют кучеру.
• Смерть для того поставлена в конце жизни, чтобы удобнее к ней приготовиться.
• Единожды солгавши, кто тебе поверит?
• Никто не обнимет необъятного.
• Принимаясь за дело, соберись с духом.
• Умная женщина подобна Семирамиде.
• В спертом воздухе при всем старании не отдышишься.
• Не во всякой игре тузы выигрывают!
• Почти всякий человек подобен сосуду с кранами, наполненному живительною влагою производящих сил.
• Полезнее пройти путь жизни, чем всю вселенную.
• В летнее время, под тенью акации
  Приятно мечтать о дислокации.
• Благополучие, несчастие, бедность, богатство, радость, печаль, убожество, довольство суть различные явления одной исторической драмы, в которой человеки репетируют роли свои в назидание миру.
• Ничто существующее исчезнуть не может - так учит философия; и потому несовместно с Вечною Правдой доносить о пропавших без вести!
• Философ легко торжествует над будущею и минувшею скорбями, но он же легко побеждается настоящею.
• Обручальное кольцо есть первое звено в цепи супружеской жизни.
• Легче держать вожжи, чем бразды правления.
• В сепаратном договоре не ищи спасения.
• Что о тебе скажут другие, коли ты сам о себе сказать не можешь?
• Многие вещи нам не понятны не потому, что наши понятия слабы; но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий.
• Иного прогуливающегося старца смело уподоблю песочным часам.
• Перо, пишущее для денег, смело уподоблю шарманке в руках скитающегося иностранца.
• И устрица имеет врагов!
• Что есть хитрость? - Хитрость есть оружие слабого и ум слепого.
• Женатый повеса воробью подобен.
• Первый шаг младенца есть первый шаг к его смерти.
• Продолжать смеяться легче, чем окончить смех.
• Вытапливай воск, но сохраняй мед.
• Пороки входят в состав добродетели, как ядовитые снадобья в состав целебных средств.
• Всякий необходимо причиняет пользу, употребленный на своем месте. Напротив того: упражнения лучшего танцмейстера в химии неуместны; советы опытного астронома в танцах глупы.
• В коммерции нет дружбы.
• Верующий не боится напастей, но при невзгоде судьбы не отчаивается.
• Чужой нос другим соблазн.
• На беспристрастном безмене истории кисть Рафаэля имеет одинаковый вес с мечом Александра Македонского.
• Земной шар, обращающийся в беспредельном пространстве, служит пьедесталом для всего, на нем обретающегося.
• Век живи - век учись! И ты наконец достигнешь того, что, подобно мудрецу, будешь иметь право сказать, что ничего не знаешь.
• Слабеющая память подобна потухающему светильнику.
• Часами измеряется время, а временем жизнь человеческая; но чем, скажи, измеришь ты глубину Восточного океана?
• Ветер есть дыхание природы.
• Смотри в корень!
• Не робей перед врагом: лютейший враг человека - он сам.
• Эгоист подобен давно сидящему в колодце.
• Козыряй!
• Человеку даны две руки на тот конец, дабы он, принимая левою, раздавал правою.
• Покорность охлаждает гнев и дает размер взаимным чувствам.
• Магнит показывает на север и на юг; от человека зависит избрать хороший или дурной путь жизни.
• Двое несчастных, находящихся в дружбе, подобны двум слабым деревцам, которые, одно на другое опершись, легче могут противиться бурям и всяким неистовым ветрам.
• Усердный врач подобен пеликану.
• Нет адъютанта без аксельбанта.
• Не завидуй богатству: французский мудрец однажды остроумно заметил, что сетующий господин в позлащенном портшезе нередко носим веселыми носильщиками.
• Болтун подобен маятнику: того и другой надо остановить.
• Кто мешает тебе выдумать порох непромокаемый?
• Гений подобен холму, возвышающемуся на равнине.
• Если хочешь быть счастливым, будь им.
• Человек раздвоен снизу, а не сверху, - для того, что две опоры надежнее одной.
• Не в совокупности ищи единства, но более - в единообразии разделения.
• Прежде, чем познакомишься с человеком, узнай: приятно ли его знакомство другим?
• Иногда достаточно обругать человека, чтобы не быть им обманутым.
• Душа индейца, верящего в метемпсихозию, похожа на червячка в коконе.
• На дне каждого сердца есть осадок.
• Весьма остроумно замечает Фейербах, что взоры беспутного сапожника следят за штопором, а не за шилом, отчего и происходят мозоли.
• Бердыш в руках воина то же, что меткое слово в руках писателя.
• Имея в виду какое-либо предприятие, помысли, точно ли оно тебе удастся.
• Возобновленная рана много хуже противу новой.
• Купи прежде картину, а послу рамку!
• Знай, что мудрость уменьшает жалобы, а не страдания!
• Поощрение столь же необходимо гениальному писателю, сколь необходима канифоль смычку виртуоза. Многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то и носят в себе.
• Неправое богатство подобно кресс-салату, - оно растет на каждом войлоке.
• Моменты свидания и разлуки суть для многих самые великие моменты в жизни.
• Вред и польза действия обуславливаются совокупностью обстоятельств.
• Исполнение предприятия приятно щекочет самолюбие.
• Коэффициент счастья в обратном содержании к достоинству.
• В глубине всякой груди есть своя змея.
• Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану.
• Если хочешь быть спокоен, не принимай горя и неприятностей на свой счет, но всегда относи их на казенный.
• Только в государственной службе познаешь истину.
• Не поступай в монахи, если не надеешься выполнить обязанности свои добросовестно.
• Лучшим каждому кажется то, к чему он имеет охоту.
• Ревнивый муж подобен турку.
• Спокойствие многих было бы надежнее, если бы дозволено было относить все неприятности на казенный счет.
• Не ходи по косогору, сапоги стопчешь!
• Отыщи всему начало, и ты многое поймешь.
• Наука изощряет ум, ученье вострит память.
• Иной певец подчас хрипнет.
• Говоря с хитрецом, взвешивай ответ свой.
• Любовь, поддерживаясь, подобно огню, непрестанным движением, исчезает с надеждою и страхом.
• Степенность есть надежная пружина в механизме общежития.
• Всякая человеческая голова подобна желудку: одна переваривает входящую в оную пищу, а другая от нее засоряется.
• Всякая вещь есть форма проявления беспредельного разнообразия.
• Ногти и волосы даны человеку для того, чтобы доставить ему постоянное, но легкое занятие.
• Нет столь великой вещи, которую не превзошла бы величиною еще большая. Нет вещи столь малой, в которую не вместилась бы еще меньшая.
• Брак - дело важное, когда даешь ты слово Лишь сердца слушайся, и никого другого.
• Бывает, что усердие превозмогает и рассудок.
• Самый отдаленный пункт земного шара к чему-нибудь да близок, а самый близкий от чего-нибудь да отдален.
• Не всякая щекотка доставляет удовольствие!
• Люби ближнего, но не давайся ему в обман!
• Мудрость, подобно черепаховому супу, не всякому доступна.
• Если хочешь быть красивым, поступи в гусары.
• Что скажут о тебе другие, коли ты сам о себе ничего сказать не можешь?
• Скрывая истину от друзей, кому ты откроешься?
• Пояснительные выражения объясняют темные мысли.
• От малых причин бывают весьма важные последствия; так, отгрызение заусенца причинило моему знакомому рак.
• Специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя.
• Щелкни кобылу в нос - она махнет хвостом.
• Не будь цветов, все ходили бы в одинаковых одеяниях!
• Чувствительный человек подобен сосульке; пригрей его, он растает.
• Дружба согреет душу, платье - тело, а солнце и печка - воздух.
• Три дела, однажды начавши, трудно кончить: а) вкушать хорошую пищу; б) беседовать с возвратившимся с похода другом; в) чесать, где чешется.
• Ничего не доводи до крайности: человек, желающий трапезновать слишком поздно, рискует трапезновать на другой день поутру.
• Пища столь же необходима для здоровья, сколь необходимо приличное обращение человеку образованному.
• Взирая на солнце, прищурь глаза свои, и ты смело разглядишь в нём пятна.
• Девицы вообще подобны шашкам: не всякой удается, но всякой желается попасть в дамки.
• Самолюбие и славолюбие суть лучшие удостоверения бессмертия души человеческой.
• Лучше скажи мало, но хорошо.
• Не прибегай к щекотке, желая развеселить знакомую, - иная назовет тебя за это невежей.
• Здоровье без силы - то же, что твердость без упругости.
• Зачем, - говорит эгоист, - стану я работать для потомства, когда оно ровно ничего для меня не сделало? - Несправедлив ты, безумец! Потомство сделало для тебя уже то, что ты, сближая прошедшее с настоящим и будущим, можешь по произволу считать себя: младенцем, юношей к старцем.
• Взирая на высоких людей и высокие предметы придерживай картуз свой за козырек.

Козьма Прутков

Выдержки из записок моего деда
и Происхождение псевдонима Козьмы

Предисловие Козьмы Пруткова

Читатель, ты меня понял, узнал, оценил; спасибо! Докажу, что весь мой род занимался литературою. Вот тебе извлечение из записок моего деда. Затем издам записки отца. А потом, пожалуй, и мои собственные!

Записки деда писаны скорописью прошлого столетия, in folio, без помарок. Значит: это не черновые! Спрашивается: где же сии последние? - Неизвестно!.. Предлагаю свои соображения.

Дед мой жил в деревне; отец мой прожил там же два года сряду; значит: они там! А может быть, у соседних помещиков? А может быть, у дворовых людей? - Значит: их читают! Значит: они занимательны! Отсюда: доказательство замечательной образованности моего деда, его ума, его тонкого вкуса, его наблюдательности. - Это факты; это несомненно! Факты являются из сближений. Сближения обусловливают выводы.

Почерк рукописи различный; значит, она писана не одним человеком. Почерк «Приступа» совершенно сходен с подписью деда; отсюда: тождественность лица, писавшего «Приступ», с личностью моего деда!

Дед мой родился в 1720 году, а кончил записки в 1780 году; значит: они начаты в 1764 году. В записках его видна сила чувств, свежесть впечатлений; значит: при деревенском воздухе он мог прожить до 70 лет. Стало быть, он умер в 1790 году!

В портфеле деда много весьма замечательного, по, к сожалению, неконченого (d"inacheve). Когда заблагорассудится, издам все.

Прощай, читатель. Вникни в издаваемое!
Твой доброжелатель
Козьма Прутков
11 марта 1854 года

Гисторические материалы Федота Кузьмича Пруткова (деда)

Приступ старика

Уподоблялся, под вечер жизни моей, оному древних римлян Цынцынатусу, в гнетомые старостью года свои утешаюсь я, в деревенской тихости, кроткими наслаждениями и изобретенными удовольствиями; и достохвально в воспоминаниях упражнялся, тебе, сынишке моему, Петрушке, ради душевныя пользы и научения, жизненного прохождения моего описание и многие гисторические, из наук и светских разговоров почерпнутые, сведения после гроба моего оставить положил. А ты оное мое писание в необходимое употребление малому мальчишке, Кузьке, неизбежно передай. Чем сильняе прежнего наклонность мою заслужите.

Лета от Р. X. 1780, июня 22-го дня, сей приступ, к прежде сочиненным мемориям памяти своей, написал. и составил:

Отставной Премьер-майор и Кавалер Федот Кузъмичев сын Прутков..

Соответственное возражение одного кухаря

Как у одного кухаря, в услужении у гишпанского советника состоящего, спрашивано было: сколько детей имеет? - То сей, опытный в своем деле искусник дал следующий, сообразный своему рукомеслу, ответ: «Так, государь мой, у меня их осемъ персон», - Чему тот, нарочито богатый гишпанец, немало смеялся, закрывшись епанчою, и, пришед домой, не замедлил рассказать о сем встретившей его своей супруге.

Милордовы правила

Некий милорд находил нарочитое удовольствие в яствах. То однажды, на фрыштике в пятьдесят кувертов, при бытности многих отменно важных особ, так выразил:. «Государи мои! родительница моя кушала долго, а родитель мой кушал много; поколику и я придерживаюсь обоих сих правил».

Что к чему привешано

Некоторая очень красивая девушка, в королевском присутствии, у кавалера де Монбасона хладнокровно спрашивала: «Государь мой, что к чему привешано: хвост к собаке или собака к хвосту?» - То сей проворный в отповедях кавалер, нисколько не смятенным, а напротив того, постоянным голосом ответствовал: «Как, сударыня, приключится; ибо всякую собаку никому за- хвост, как и за шею, приподнять невозбранно». - Которая отповедь тому королю отменное удовольствие причинивши, оный кавалер. не без награды за нее остался.

Лучше побольше, чем поменьше

Некий австрийский интендант, не замедлив после Утрехтского мира задать пир пятерым своим соратникам, предварительно наказал майордому своему подать на стол пять килек, по числу ожидаемых. А как один из гостей, более противу прочих проворства имеющий, распорядился на свою долю, заместо одной, двумя кильками, то интендант, усмотрев, что чрез сие храбрейший из соратников Бремзенбург-фон-Экштадт определенной ему порции вовсе лишился, воскликнул: «Государи мои! кто две кильки взял?»

Впору причиненное удовольствие

Как некогда славный и во многих с туркою баталиях отличившийся генерал-аншеф X., премногими от государыни регалиями и другими милостями наделенный, во французском, однако, диалекте нарочито несведущ оказывался. То сие незнание свое отнюдь перед модными того времени госпажами объявить не желая, навсегда секретно, перед каждым из дому своего выездом, по нескольку французских речений затверживал: и оные на малой бумажке русскими литерами исписавши, таковую за обшлаг мундирного кафтана своего запихивал, норовя по ней, между русского разговора, громчае противу прочего выговорить. Сия генеральская выдумка хотя пре-вострою ему казалася, однако от государышгаой любимицы, весьма знатной и пригожей девки, не могла укрыться; и оная девица, сим позабавить свою благодетельницу положив, таковой умыеел свой в тот же день, на бывшем куртаге, в действо произвела. Для сего, когда государыня с генералом X. о делах говорить удостоили, знатная фрейлина сия, сзаду к нему подступивши, незаметно для него ту бумажку из-под обшлага выхватила и по ней, переделанным на генеральский обычай голосом, смело выкрикнула: «Рьень моень кё. - By зет ля ренъ дю баль. - Ни плю, ни моень. - Не плезанте жаме авек ле фам, дон лимажинасиоп ансесаман траваль. - Сепандан ле герань комансе а девенир де плюз-ен-плюз юмид!» - Таковая сей пригожей девки выходка немалый смех всему собранию причинивши, великая государыня сама премного и даже долго после сего смеялися; а под конец оную знатную девицу за храброго генерал-аншефа X. с превеликою пышностью замуж выдали…

Лучшее средство в таком случае

Некогда маршал де Басомпьер, задумав угостить в будущий четверток ближайших сродников своих, кухарь сего вельможи пришел от того в немалую мыслей расстройку, униженно господину докладывая, что у них всего один бык имеется. «Изрядно, - возразил маршал, - а сколько у того быка частей?» - «Осемъ», - ответствовал сей. - «Отнюдь! - перехватил маршал, - одиннадцать у быка; а для сего и можно оный на одшшадцать блюд изготовить!» - Так многие знания во всяком звании пригодиться могут,

Два камизола

Интендант лангедокский господин де Графиньи, прогуливаясь в один летний день в двух черных камизолах, повстречался в сем удивления достойном наряде с дюком де Ноалем. Сей вопросил: «Господин интендант! возможно ли? два камизола в столь знойный день?» На что, с тоном печали, ответствовал: «Господин дюк! Злосчастие преследует меня: вчера скончался дед мой, а сегодня испустила дух моя бабка! Для чего и надел я сугубый траур».

Ответ одного италийского старца

Две молодые италийские благородные девки, в зелени на прекрасной долине сидевши, помимо их проходил седой, но непомерно прыткий старик. То они с усмешкою вопросили: отчего такое завидное не по летам сложение имеет? - Ответствовал: «Потому, съиздетства употребляю масло внутрь, а мед снаружи».

Неуместное приветствие, крепко наказанное

Как некий, добивающийся форстмейстерского звания шваб Аидреас Гольце, ненароком к возлюбленной своей, девице изрядного поведения, вошел и оную увидев за обеденным столом сидящую и свой аппетит внутренностию жареной бекасины - в то время удовлетворяющую, так приветствовал: «О Амалия! если бы я был бекасиною, то, уповаю, всю тарелку вашу своими внутренностями чрез край переполнил бы!» На что случившийся при том Амальин родитель, главный лесничий магдебургских лесов, Карл-Фридрих Венцельроде, незапно с места вскочив, учал того Гольце медным шомполом по темени барабанить и, изрядно оное размягчив, напоследок высказал: «Тысячу зарядов тебе в поясницу, негодный молодой человек! Я полагал доселе, что ты с честными намерениями к дочери моей прибегаешь!»

Докудова разность

Господин де Вольтер, однажды в беседе со многими той страны министрами находясь, отменно остроумно высказал: «Разность промеж людей доходит временем до высочайшего градуса; отчего иные столь великие, что для покрытия головы своей сами до оной на цыпочки подниматься должны; а другие для того оке к голове своей сами на колена опускаться принуждены обретаются».

Тихо и громко

Господин виконт де Брассард, с отменною ласкою принятый в доме одного богатого ветерана, в известном сражении левой ноги лишившегося, усердно приволакивался за молодою его супругою, незаметно, по-военному, подпуская ей амура. То однажды, изготовив в мыслях две для нее речи, из коих одну: «Пойдем на антресоли» - сказать тихо, а другую: «Я еду на свою мызу» - громко; толико от внезапу разлиявшегося по членам его любовного пламени замешался, что, при многих тут бывших, произнес оные в обратном порядке, а именно - тихо и пригнувшись к ее уху: «Я еду на свою мызу»; а за сим громко и целуя ее в руку: «Пойдем на антресоли!» - За что, быв выпровожден из того дому с изрядно накостылеванным затылком, никогда уже в оный назад не возвращался.

Слишком помнить опасность

Генерал Монтекукули, в известную войну от неприятеля с торопливостью отступая и незапно в реку Ин пистолет свой уронивши, некий австрийский путник, пять лет спустя с пригожею девкою вдоль сей реки гуляя, так возразил: «Пожалуйте, сударыня, сей реки весьма поберегитесь; ибо в оной заряжоный пистолет обретается». - На что сия нарочито разумная девица не упустила засмеяться; да и он того же учинить не оставил.

Излишне сдержанное слово

Единожды аббат де Сугерий с Иваном-Яковом де Руссо гуляя, незапно так сказал: «Обожди, друг, маленько у сей колонны; ибо я, на краткий миг нужду имея, тотчас к тебе возвратиться не замедлю». Сей искусный в своем деле философ, многим в жизни своей наукам обучаясь, непременно следовал Солоновым, Ликурговым и Платоновым законам, а особливо Димоландской секты; для чего не упустил господина аббата целые три дня с упрямством дожидать, а напоследок, сказывают, и вовсе от голода на указанном месте умре.

К кому придет несчастие

Некоторый градодержатель, имея для услуг своей персоне двух благонадежных, прозвищами: Архип и Осип, некогда определил им пойти пешбю эштафетой к любимой сего чиновника госпоже, не поблизости от того места проживающей. То сии градодержателевы холопы, застигнуты будучи в пути прежестоким ненастьем, изрядную простуду получили, от коей: Архип осип, а Осип охрип.

Недогадливый упрямец

Всем ведомый англицкий вельможа Кучерстон, заказав опытному каретнику небольшую двуколку для весенних прогулок с некоторыми англицкими девушками, по обычаю той страны ледями называемыми;-сей каретник не преминул оную к нему во двор представить. Вельможа, удобность сработанной двуколки наперед изведать положив, легкомысленно в оную вскочил; отчего она, ничем в оглоблях придержана не будучи, в тот же миг и от тяжести совсем назад опрокинулась, изрядно лорда Кучерстона затылком о землю ударив. Однако сим кратким опытом отнюдь не довольный, предпринял он токовой сызнова проделать; и для сего трикратно снова затылком о землю ударился. А как и после того, при каждом гостей посещении, пытаясь объяснить им оное свое злоключение, он по-прежнему в ту двуколку вскакивал и с нею о землю хлопался, то напоследок, острый пред тем разум. имев, мозгу своего от повторенных ударов, конечно, лишился,

Не всегда слишком сильно

Холостой и притом видный из себя инженер, в окрестностях Инспрука работы свои производящий, повадился навещать некоего магистра разных наук, в ближайшем оттуда местечке проживающего. Сей, быв неуклонно занят всякими вычислениями, свою бездетную, но здоровьем отличную супругу не токмо в благородные собрания, ниже на многолюдные прогулки не важивал, да и в дому своем поединком отменно редко развлекал. Инженер, все сие по скорости заприметив, положил обнаружить пред магистершею, нимало не мешкая, привлекательные свои преспективы, дабы на чужой домашней неустройке храм собственного благополучия возвести. Наиудобнейшим для сего времени признал магистеровы трапезы; ибо ученый сей, разных стран академиями одобряемый, главнейшее после фолиантов удовольствие в том полагал, что подолгу за трапезами просиживал, приветливо разделивая со случившимся посетителем тарелку доброй похлебки и всякого иного яства. Посему, за первою же трапезою супротив хозяйки присев, затеял, когда сладкого блюда вкушали, носком своей обуви таковой же хозяйкин прикрыть и оный постепенно надавливать, доколе дозволено будет. Притиснутая нога, сверх чаяния, не токмо выдернута не была, но хозяйка не без замысла лестным голосом выразила: что, де, не столько вкушаемое печение приятно, колико приправа, оное сопровождающая. С этим и магистер согласиться не замедлил, разумея предложенную к печению фруктовую примочку, многими «подливкою» называемую. После того однажды, когда магистерша к трапезе красивее обычного обрядилась, инженер, возбуждаемый видом ее поверх стола телосложения, на сей раз едва розовою дымкою прикрываемого, ночал свои ножные упражнения выделывать с возграстающим сердца воспалением и силы умножением, повышая оные постепенно даже до самого колена. И дабы притом затмить от гостеприимного хозяина правильный повод своего волнения, стал расписывать оживленными красками, как через всю Инспрукскую долину превеликую насыпь наваливает и оную для прочности искусно утрамбовывает. Под конец же с толикою нетерпеливостию хозяйкино колено натиснул, что она, взорами неаапно поблекши и лицом исказившись, к задку стула своего откинулась и громко, чужим голосом, воскликнула: «Увы, мне! чашка на боку!» Магистер вотще придумывал: о какой посудине супруга его заскорбела? А виновный продерзец, заботясь укрыть правду от несумнящегося супруга, почал торопливо передвигивать миску, дотоле у края стола стоявшую, к самой середине оного. И неведомо, сколь долго протянулось бы такое плачевное оставление страдалицы без супружнего пособия, ежели бы сама, дух свой на время восириявши, не указала перстом сперва на поврежденный члон, а потом и на укрывающегося бесстыдника и не высказала с особым изражением: «Сей, есть виновник моего злоключения! Он, с горячкою расписывая про насыпь чрез долину, не оставлял без толпу напирать в мое левое колено, пока верхушку оного совсем своротил! От этого часу не токмо не за благородного кавалера его почитаю, но даже за наиувалънейшего мужика-землекопа!» - Такими выговоренными словами всю правду мужу вскрыла. Магистер, зная в корпусе своем не довольно силы, дабы дородную супругу подобрать, а притом и виновника до нее не допущая, высунясь из окна, выкрикнул с площади двух крепких носильщиков, которым наказал бережно хозяйку с отвороченным коленом в опочивальню перенести и там на двуспальное ложе поместить. Так: здоровая некогда госпожа сия проявилась болящею под занавесками, за коими допрежде хотя не часто амуры резвилися, но и бледноликая печаль не ютилася! Оставив страдалицу на ложе, вошел магистер с обоими носильщиками вспять в столовую горницу, где провинившийся, не без великого страха, дожидал висящего над ним своего приговора; и так ему с глубокою горечью высказал: «Ведайте, государь мой, что хотя вы и опытный в своем деле инженер, но госпожа магистерша не есть земельная насыпь и никогда оною не бывала!» - И, повернув от него, выплатил обоим носильщикам заслужоные ефимки и в опочивальню к болящей возвратился. А продерзкий тот сластолюбец, столь нечаянно от заслужоной и преизрядной потасовки избегший, за лучшее счел поскорее к дому убраться; и завсегда потом, о приключившемся вспоминая, так в мыслях своих выводил; «Ежели и вправду сия подстольная любовная грамота остроумную при себе удобность имеет; ибо любимому предмету изъясняет, а от нелюбимых утаивает; однако и оную, даже в самых поспешных и чувствительных случаях, отнюдь до крайнего изображения допущать не должно».

Никто необъятного обнять не может

Однажды, когда ночь покрыла небеса невидимою своею епанчою, знаменитый французский философ Декарт, у ступенек домашней лестницы своей сидевший и на мрачный горизонт с превеликим вниманием смотрящий, - некий прохожий подступил к нему с вопросом: «Скажи, мудрец, сколько звезд на сем небе?» - «Мерзавец! - ответствовал сей, - никто необъятного обнять не может!» Сии, с превеликим огнем произнесенные, слова возымели на прохожего желаемое действие.

Происхождение псевдонима «Козьма Прутков»

М. г. Начинаю с извинения, что займу слишком много места в вашей газете по поводу вопроса о псевдониме Козьмы Пруткова. Я вынужден войти в подробные объяснения потому, что г. редактор журнала «Век» дал в февральской книжке этому вопросу такой оборот в своем ответе на заявление моего брата Владимира, напечатанное недавно в «Голосе» и в «Новом времени», что дело идет теперь о литературной добросовестности покойного графа А. К. Толстого, брата моего Владимира и моей, Алексея Жемчужниковых, т.е. тех трех лиц, на которых брат мой указал как на несомненных представителей Козьмы Пруткова. Впрочем, я постараюсь быть, сколь возможно, кратким и надеюсь, что это мое объяснение будет последним.

Г. Филиппов ошибается, говоря, что коллективный псевдоним «Козьма Прутков» был сочинен журналом «Современник» для своего фельетона. Этот псевдоним сочинен не редакциею «Современника», а нами. В выборе этого псевдонима мы руководствовались нашими особыми соображениями, ни для кого, кроме нашего семейства, значения не имеющими. «Современник» для своего фельетона сочинил не псевдоним Пруткова, а названия: сперва «Литературного Ералаша», а потом «Свистка», и в своих фельетонах под этими названиями помещал, между прочим, а иногда и преимущественно, произведения Козьмы Пруткова. Редакция «Современника» знала очень хорошо, кто такие: Козьма Прутков, и потому не имела причин ни «предоставлять право пользоваться» этим псевдонимом тем, кому оно само собой бесспорно принадлежало, ни тем более этого права им «не предоставлять». Затем г. Филиппов утверждает, что ему «положительно известно, что под псевдонимом Пруткова работал еще Панаев, Добролюбов и иные сатирики», Я позволю себе выразить полное сомнение, чтобы участие Панаева и Добролюбова в произведениях Пруткова было г. Филиппову известно, да еще положительно. Панаев, Некрасов и Добролюбов находились в сношениях с Козьмою Прутковым и без его разрешения, конечно, не захотели бы пользоваться его именем; а такого разрешения они у него никогда не спрашивали. Мы не отрицаем, что Панаев, Некрасов и Добролюбов (работавший в «Современнике» гораздо позднее) печатали в этом журнале свои шуточные и сатирические стихотворения; но мы протестуем против уверения, что они печатали их под псевдонимом Пруткова. Добролюбов подписывался в таком случае: «Яков Хам», как удостоверяет г. Гербель в своей «Христоматии для всех». Я желаю объяснить себе уверение г. Филиппова опять тем же ошибочным смешением псевдонима «Прутков» с «Литературным Ералашем» и с «Свистком». Произведения Пруткова печатались в этих отделах «Современника»; но из этого не следует, чтобы все то, что печаталось в этих отделах, принадлежало Пруткову. Во всяком случае, г. Филиппов напрасно прибегает к такому полемическому приему, как утверждение, что участие Панаева и Добролюбова в произведениях Пруткова ему «положительно известно». Ведь идя далее по этому пути, можно было бы поставить нас в положение еще более неприятное. Можно было бы заявить о «положительной известности», что мы, предъявляющие свои исключительные права на псевдоним Пруткова, принимали в его произведениях участие самое незначительное. Хотя г. Филиппов до этой крайности не доходит, но тем не менее он умаляет до того нашу роль в произведениях Пруткова, что его показание оказывается равносильным уличению моего брата в неправде. И действительно, выставлять себя творцами сочинений Пруткова, умалчивая о сотрудничестве известных писателей, притом еще таких, как Добролюбов,— это было бы с нашей стороны поступком лживым и постыдным. Я не отплачу г. Филиппову тою же монетою и заподозривать его в заведомой лжи не стану. Я повторяю мое предположение, что он ошибается, как случалось ошибаться и прежде, и в настоящее время другим по поводу псевдонима Козьмы Пруткова, который с самого своего появления сделался так популярен, что ему приписывались разные удачные шутки и сатиры, ему не принадлежавшие. Но, допуская в заявлении г. Филиппова возможность ошибки, я, однако, замечу, что решительная форма, в которую он его облек, достойна всякого порицания. Одно только неуважительное к человеческому достоинству легкомыслие способно опрометчиво и без надлежащей проверки утверждать факт, которым пятнаются честь и добросовестность людей. Вопрос о псевдониме Пруткова, может быть, сам по себе совсем не важен, но важна фраза, употребленная г. Филипповым по этому вопросу: «мне положительно известно...» и проч. В настоящем случае, за невозможностью иметь отзывов Панаева и Добролюбова, оно имеет значение очистительной присяги, к которой иногда прибегают в уголовном деле. И в неважном деле, несомненно, важно показание, даваемое под ответственностью совести и чести.

Итак, сводя к общему итогу все вышесказанное, и в подтверждение заявления брата моего, Владимира, я удостоверяю своим честным словом: 1) что псевдоним «Козьма Прутков» сочинен нами, а не «Современником»; 2) что Некрасов, Панаев и Добролюбов знали, что под этим псевдонимом пишут братья Жемчужниковы и гр. А. К. Толстой; 3) что ни Некрасов, ни Панаев, ни Добролюбов, ни «иные сатирики» к нам не обращались за разрешением печататься под принадлежащим нам псевдонимом и 4) что до нас не доходило никаких известий о том, чтобы или Некрасов, или Панаев, или Добролюбов печатали что-либо под псевдонимом К. Пруткова. Из двух последних пунктов вытекает само собою заключение, что ни один из трех названных писателей псевдонимом Пруткова втайне от нас не пользовался. Впрочем, так как они в украшение своих собственных произведений подписью Пруткова вовсе не нуждались, то этой одной причины, помимо всех прочих соображений, уже совершенно достаточно для подтверждения моего заключения.

Перед собранием, кажется, самых первых произведений Пруткова, напечатанном в «Современнике», помещено отдельно в виде эпиграфа стихотворение, Пруткову не принадлежащее. Оно, по всей вероятности, написано редакцией) «Современника» и имело целью подготовить читателя к предстоящему ему чтению шуточного рода. По причине именно такого предумышленного своего характера, это стихотворение никем не могло быть отнесено к произведению музы Пруткова, по преимуществу вдохновенно-бессознательной и всегда убежденной в важности своего значения. Что же касается «иных сатириков», писавших под именем Пруткова, о которых говорит г. Филиппов, то мне помнится, что вскоре после дебюта Пруткова в печати (но не в «Современнике») появилось два-три не наши стихотворения за подписью Пруткова. Помню также весьма хорошо, что некоторые шуточные и сатирические стихотворения, нам также не принадлежавшие, приписывались обществом Пруткову, хотя и не были подписаны его именем. В то время мы считали неудобным ни разъяснять печатно ошибочные толкования, ни протестовать против самовольного употребления посторонними лицами нам принадлежащего псевдонима, чтобы не придавать нашим шуткам серьезного значения и не объявлять публично имен, скрывавшихся под этим псевдонимом. Г. Гербель в биографическом обо мне очерке, перечисляя произведения Пруткова, упоминает, между прочим, о трех юмористических стихотворениях, напечатанных в «Развлечении» 1861 года: «Простуда», «Я встал однажды рано утром» и «Сестру задев случайно шпорой». Из этого следует заключить, что эти стихотворения были подписаны именем Пруткова; но они, однако, ему не принадлежат. Одно из них — «Я встал однажды рано утром» помещено даже г. Гербелем в его христоматии, в числе избранных стихотворений Пруткова. Таким образом, заявление г. Филиппова, что под именем Пруткова писали «иные сатирики», подтверждается; но из этого следует только то, что «иные сатирики», приняв псевдоним Пруткова, воспользовались правом, им не принадлежащим, и тем ввели в заблуждение г. Гербеля, приписавшего эти стихотворения мне. Кстати, по поводу христоматии Гербеля: происхождение литературной личности Козьмы Пруткова так известно в литературе и в обществе, близко к ней стоящем, что г. Гербель, разоблачая этот псевдоним, объявляет прямо, что Прутков есть не кто иной, как я, Алексей М. Жемчужников. Он ошибся, приписав одному мне все произведения Пруткова (я указал в свое время на эту ошибку печатно); но он прав в том отношении, что указывает верно на происхождение Пруткова, обязанного своим существованием исключительно нашему семейству, т.е. братьям Жемчужниковым и двоюродному нашему брату гр. А. К. Толстому.

Я полагаю, что мое объяснение не лишено доказательности в пользу правоты нашего протеста, и не теряю надежды, что оно может заставить г. Филиппова усомниться в его собственной правоте, тем более что приводимый им в свое оправдание аргумент, что будущие его сотрудники гг. Краевский и Пыпин имеют же право подписываться своими фамилиями, несмотря на то что они однофамильцы А. А. Краевского и А. Н. Пыпина,— совсем не убедителен и крайне несостоятелен. Имя и фамилию человек носит не по своему произволу и потому ни в каком случае отказываться от них в печати не обязан; но псевдоним он выбирает сам и при выборе волен руководствоваться условиями приличия. Так, например, писателю Крестовскому никто не поставит в укор, что он подписывает свои сочинения своею фамилею, хотя в литературе уже известен псевдоним Крестовский; но если бы явился писатель, не носящий фамилии Щедрин, но выбравший себе этот псевдоним для печатания своих сатирических произведений, то такой его поступок оказался бы очень неблаговидным. По существующим в литературе обычаям, скромный Козьма Прутков не может быть лишен права, каким пользуются литературные знаменитости. Под именем Козьмы Пруткова, кроме нас, имел бы право писать только тот, кто наследовал эту фамилию от своих родителей и наречен при крещении Козьмою. Следовательно, г. М. Филиппов этого права не имеет. Если мы не протестовали прежде против незаконного употребления другими лицами нам принадлежащего псевдонима, то это не значит, чтобы мы вовсе отказались от права предъявить этот протест, когда нам заблагорассудится. И теперь мы его предъявляем по следующим причинам: 1) так как Прутков окончил свое поприще и притом удостоился чести занять в литературе особое, собственно ему принадлежащее, место, то мы не желаем, чтобы его именем пользовались лица, не участвовавшие в составлении его литературной репутации; и 2) незаконное пользование его псевдонимом не имеет уже характера случайного, как это бывало прежде, но употребляется теперь постоянно и преднамеренно в журнале «Век». Хотя г. Филиппов и утешает нас тем, что объявил в своем журнале, что он не Козьма Прутков «Современника», но этого нам недостаточно. Читатель «Века» может не знать об этом объявлении или о нем позабыть и принимать подложного Пруткова за настоящего.

Если г. Филиппов не убедится нашими доводами и не склонится на наше приглашение расстаться с принадлежащим нам псевдонимом, то мы должны будем принять другие меры. Одна из них будет заключаться в том, что мы предпошлем полному собранию сочинений Пруткова,— к изданию которого намереваемся приступить,— предостерегательное от злоупотребления его именем объяснение, а самую книгу заключим следующею отметкою: «С подлинным верно. Алексей и Владимир Жемчужниковы». Такую же отметку будем употреблять и при печатании посмертных произведений Пруткова, если таковые найдутся. В заключение объявляю, что так как за смертью гр. А. К. Толстого «триумвират», взявший на себя право и обязанность как взаимной себя проверки, так и сортировки и окончательной редакции творений Пруткова, уже не существует, то это право и эта обязанность остаются теперь только за двумя лицами; так что гарантией подлинности и годности к печати творений Козьмы Пруткова будут отныне служить только подписи Жемчужниковых, Алексея и Владимира — или обоих вместе, или, в случае спешной необходимости, одного из двух. При издании Пруткова мы упомянем еще о некоторых лицах нашего кружка, участие которых в его произведениях было или только случайное, или не столь деятельное и самостоятельное, и исключим из этого издания некоторые вещи, которые хотя и вышли из нашего же кружка и уже были напечатаны, но, по нашему мнению, не согласны с общим характером творений Пруткова. Об этом предмете теперь не распространяюсь потому, что мое настоящее письмо имело в виду только ограждение Козьмы Пруткова от покушений на его самостоятельность и добрую славу со стороны лиц, ему совершенно чуждых. Примите и проч.

Алексей Жемчужников.

Биографические сведения

Биографические сведения о Козьме Пруткове

Источники: 1) Личные сведения. 2) Сочинения Козьмы Пруткова. 3) «Некролог Козьмы Петровича Пруткова» в журн. «Современник», 1863 г., кн. IV, за подписью К. И. Шерстобитова. 4) «Корреспонденция» г. Алексея Жемчужникова, в газ. «С.-Петербургские ведомости» 1874 г., № 37, по поводу изданной г. Гербелем «Христоматии для всех». 5) Статьи: «Защита памяти Козьмы Пруткова», в газ. «Новое время» 1877 г., № 892, и 1881 г., № 2026, за подписью «Непременный член Козьмы Пруткова». 6) Письмо к редактору журнала «Век» от г. Владимира Жемчужникова, в газетах: «Голос» 1883 г., № 40, и «Новое время», 1883 г., № 2496. 7) Статья: «Происхождение псевдонима Козьмы Пруткова» г. А. Жемчужникова, помещенная в «Новостях», 1883 г., № 20.

Козьма Петрович Прутков провел всю свою жизнь, кроме годов детства и раннего отрочества, в государственной службе: сначала по военному ведомству, а потом по гражданскому. Он родился 11 апреля 1803 г.; скончался 13 января 1863 г.

В «Некрологе» и в других статьях о нем было обращено внимание на следующие два факта: во-первых, что он помечал все свои печатные прозаические статьи 11-м числом апреля или иного месяца: и во-вторых, что он писал свое имя: Козьма, а не Кузьма. Оба эти факта верны; но первый из них истолковывался ошибочно. Полагали, будто он, помечая свои произведения 11-м числом, желал ознаменовать каждый раз день своего рождения; на самом же деле он ознаменовывал такою пометою не день рождения, а свое замечательное сновидение, вероятно только случайно совпавшее с днем его рождения и имевшее влияние на всю его жизнь. Содержание этого сновидения рассказано далее, со слов самого Козьмы Пруткова. Что же касается способа писания им своего имени, то в действительности он писался даже не «Козьма», но Косьма, как знаменитые его соименники: Косьма и Дамиан, Косьма Минин, Косьма Медичи и немногие подобные.

В 1820 г. он вступил в военную службу, только для мундира, и пробыл в этой службе всего два года с небольшим, в гусарах. В это время и привиделся ему вышеупомянутый сон. Именно: в ночь с 10 на 11 апреля 1823 г., возвратясь поздно домой с товарищеской попойки и едва прилегши на койку, он увидел перед собой голого бригадного генерала, в эполетах, который, подняв его с койки за руку и не дав ему одеться, повлек его молча по каким-то длинным и темным коридорам, на вершину высокой и остроконечной горы, и там стал вынимать перед ним из древнего склепа разные драгоценные материи, показывая их ему одну за другою и даже прикидывая некоторые из них к его продрогшему телу. Прутков ожидал с недоумением и страхом развязки этого непонятного события; но вдруг от прикосновения к нему самой дорогой из этих материй он ощутил во всем теле сильный электрический удар, от которого проснулся весь в испарине. Неизвестно, какое значение придавал Козьма Петрович Прутков этому видению. Но, часто рассказывая о нем впоследствии, он всегда приходил в большое волнение и заканчивал свой рассказ громким возгласом: «В то же утро, едва проснувшись, я решил оставить полк и подал в отставку; а когда вышла отставка, я тотчас определился на службу по министерству финансов, в Пробирную Палатку, где и останусь навсегда!» — Действительно, вступив в Пробирную Палатку в 1823 г., он оставался в ней до смерти, т. е. до 13 января 1863 года. Начальство отличало и награждало его. Здесь, в этой Палатке, он удостоился получить все гражданские чины, до действительного статского советника включительно, и наивысшую должность: директора Пробирной Палатки; а потом— и орден св. Станислава 1-й степени, который всегда прельщал его, как это видно из басни «Звезда и брюхо».

Вообще он был очень доволен своею службою. Только в период подготовления реформ прошлого царствования он как бы растерялся. Сначала ему казалось, что из-под него уходит почва, и он стал роптать, повсюду крича о рановременности всяких реформ и о том, что он «враг всех так называемых вопросов!». Однако потом, когда неизбежность реформ сделалась несомненною, он сам старался отличиться преобразовательными проектами и сильно негодовал, когда эти проекты его браковали по их очевидной несостоятельности. Он объяснял это завистью, неуважением опыта и заслуг и стал впадать в уныние, даже приходил в отчаяние. В один из моментов такого мрачного отчаяния он написал мистерию: «Сродство мировых си л», впервые печатаемую в настоящем издании и вполне верно передающую тогдашнее болезненное состояние его духа . Вскоре, однако, он успокоился, почувствовал вокруг себя прежнюю атмосферу, а под собою — прежнюю почву. Он снова стал писать проекты, но уже стеснительного направления, и они принимались с одобрением. Это дало ему основание возвратиться к прежнему самодовольству и ожидать значительного повышения по службе. Внезапный нервный удар, постигший его в директорском кабинете Пробирной Палатки, при самом отправлении службы, положил предел этим надеждам, прекратив его славные дни. В настоящем издании помещено в первый раз его «Предсмертное» стихотворение, недавно найденное в секретном деле Пробирной Палатки.

Но как бы ни были велики его служебные успехи и достоинства, они одни не доставили бы ему даже сотой доли той славы, какую он приобрел литературною своею деятельностью. Между тем он пробыл в государственной службе (считая гусарство) более сорока лет, а на литературном поприще действовал гласно только пять лет (в 1853—54 и в 1860-х годах).

До 1850 г., именно до случайного своего знакомства с небольшим кружком молодых людей, состоявшим из нескольких братьев Жемчужниковых и двоюродного их брата, графа Алексея Константиновича Толстого,— Козьма Петрович Прутков и не думал никогда ни о литературной, ни о какой-либо другой публичной деятельности. Он понимал себя только усердным чиновником Пробирной Палатки и далее служебных успехов не мечтал ни о чем. В 1850 г. граф А. К. Толстой и Алексей Михайлович Жемчужников, не предвидя серьезных последствий от своей затеи, вздумали уверить его, что видят в нем замечательные дарования драматического творчества. Он, поверив им, написал под их руководством комедию «Фантазия», которая была исполнена на сцене С.-Петербургского Александрийского театра, в высочайшем присутствии, 8 января 1851 г., в бенефис тогдашнего любимца публики, г. Максимова 1-го. В тот же вечер, однако, она была изъята из театрального репертуара, по особому повелению; это можно объяснить только своеобразностью сюжета и дурною игрою актеров. Она впервые печатается лишь теперь.

Эта первая неудача не охладила начинавшего писателя ни к его новым приятелям, ни к литературному поприщу. Он, очевидно, стал уже верить в свои литературные дарования. Притом упомянутый Алексей Жемчужников и брат его Александр ободрили его, склонив заняться сочинением басен. Он тотчас же возревновал славе И. А. Крылова тем более, что И. А. Крылов тоже состоял в государственной службе и тоже был кавалером ордена св. Станислава 1-й степени. В таком настроении он написал три басни: «Незабудки и запятки», «Кондуктор и тарантул» и «Цапля и беговые дрожки»; они были напечатаны в журн. «Современник» (1851 г., кн. XI, в «Заметках Нового Поэта») и очень понравились публике. Известный литератор Дружинин поместил о них весьма сочувственную статью, кажется, в журнале «Библиотека для чтения».

Делая эти первые шаги в литературе, Козьма Петрович Прутков не думал, однако, предаться ей. Он только подчинялся уговариваниям своих новых знакомых. Ему было приятно убеждаться в своих новых дарованиях, но он боялся и не желал прослыть литератором; поэтому он скрывал свое имя перед публикою. Первое свое произведение, комедию «Фантазия», он выдал на афише за сочинение каких-то «Y и Z»; а свои первые три басни, названные выше, он отдал в печать без всякого имени. Так было до 1852 г.; но в этом году совершился в его личности коренной переворот под влиянием трех лиц из упомянутого кружка: графа А. К. Толстого, Алексея Жемчужникова и Владимира Жемчужникова. Эти три лица завладели им, взяли его под свою опеку и развили в нем те типические качества, которые сделали его известным под именем Козьмы Пруткова. Он стал самоуверен, самодоволен, резок; он начал обращаться к публике «как власть имеющий»; и в этом своем новом и окончательном образе он беседовал с публикою в течение пяти лет, в два приема, именно: в 1853—54 годах, помещая свои произведения в журн. «Современник», в отделе «Ералаш», под общим заглавием: «Досуги Козьмы Пруткова»; ив 1860—64 годах, печатаясь в том же журнале в отделе «Свисток», под общим заглавием: «Пух и перья (Daunen und Federn)». Kpoме того, в течение второго появления его перед публикою некоторые его произведения (см. об этом в первой выноске настоящего очерка) были напечатаны в журн. «Искра» и одно в журн. «Развлечение», 1861 г., № 18. Промежуточные шесть лет, между двумя появлениями Козьмы Пруткова в печати, были для него теми годами томительного смущения и отчаяния, о коих упомянуто выше.

В оба свои кратковременные явления в печати Козьма Прутков оказался поразительно разнообразным, именно: и стихотворцем, и баснописцем, и историком (см. его «Выдержки из записок деда»), и философом (см. его «Плоды раздумья»), и драматическим писателем. А после его смерти обнаружилось, что в это же время он успевал писать правительственные проекты, как смелый и решительный администратор (см. его проект: «О введении единомыслия в России», напечатанный без этого заглавия, при его некрологе, в «Современнике», 1863 г., кн. IV). И во всех родах этой разносторонней деятельности он был одинаково резок, решителен, самоуверен. В этом отношении он был сыном своего времени, отличавшегося самоуверенностью и неуважением препятствий. То было, как известно, время знаменитого учения: «усердие все превозмогает». Едва ли даже не Козьма Прутков первый формулировал это учение в означенной фразе, когда был еще в мелких чинах? По крайней мере, оно находится в его «Плодах раздумья» под № 84. Верный этому учению и возбужденный своими опекунами, Козьма Прутков не усомнился в том, что ему достаточно только приложить усердие, чтобы завладеть всеми знаниями и дарованиями. Спрашивается, однако: 1) чему же обязан Козьма Прутков тем, что, при таких невысоких его качествах, он столь быстро приобрел и доселе сохраняет за собою славу и сочувствие публики? и 2) чем руководились его опекуны, развив в нем эти качества?

Для разрешения этих важных вопросов необходимо вникнуть в сущность дела, «посмотреть в корень», по выражению Козьмы Пруткова; и тогда личность Козьмы Пруткова окажется столь же драматичною и загадочною, как личность Гамлета. Они обе не могут обойтись без комментариев, и обе внушают сочувствие к себе, хотя по различным причинам. Козьма Прутков был, очевидно, жертвою трех упомянутых лиц, сделавшихся произвольно его опекунами или клевретами. Они поступили с ним как «ложные друзья», выставляемые в трагедиях и драмах. Они, под личиною дружбы, развили в нем такие качества, которые желали осмеять публично. Под их влиянием он перенял от других людей, имевших успех: смелость, самодовольство, самоуверенность, даже наглость и стал считать каждую свою мысль, каждое свое писание и изречение — истиною, достойною оглашения. Он вдруг счел себя сановником в области мысли и стал самодовольно выставлять свою ограниченность и свое невежество, которые иначе остались бы неизвестными вне стен Пробирной Палатки. Из этого видно, впрочем, что его опекуны, или «ложные друзья», не придали ему никаких новых дурных качеств: они только ободрили его и тем самым они вызвали наружу такие его свойства, которые таились до случая. Ободренный своими клевретами, он уже сам стал требовать, чтобы его слушали; а когда его стали слушать, он выказал такое самоуверенное непонимание действительности, как будто над каждым его словом и произведением стоит ярлык: «все человеческое мне чуждо».

Самоуверенность, самодовольство и умственная ограниченность Козьмы Пруткова выразились особенно ярко в его «Плодах раздумья», т. е. в его «Мыслях и афоризмах». Обыкновенно форму афоризмов употребляют для передачи выводов житейской мудрости; но Козьма Прутков воспользовался ею иначе. Он в большей части своих афоризмов или говорит с важностью «казенные» пошлости, или вламывается с усилием в открытые двери, или высказывает такие «мысли», которые не только не имеют соотношения с его временем и страною, но как бы находятся вне всякого времени и какой бы ни было местности. При этом в его афоризмах часто слышится не совет, не наставление, а команда. Его знаменитое «бди!» напоминает военную команду: «Пли!» Да и вообще Козьма Прутков высказывался так самодовольно, смело и настойчиво, что заставил уверовать в свою мудрость. По пословице: «смелость города берет», Козьма Прутков завоевал себе смелостью литературную славу. Будучи умственно ограниченным, он давал советы мудрости; не будучи поэтом, он писал стихи и драматические сочинения; полагая быть историком, он рассказывал анекдоты; не имея ни образования, ни хотя бы малейшего понимания потребностей отечества, он сочинял для него проекты управления.— «Усердие все превозмогает!»...

Упомянутые трое опекунов Козьмы Пруткова заботливо развили в нем такие качества, при которых он оказывался вполне ненужным для своей страны; и, рядом с этим, они безжалостно обобрали у него все такие, которые могли бы сделать его хотя немного полезным. Присутствие первых и отсутствие вторых равно комичны, а как при этом в Козьме Пруткове сохранилось глубокое, прирожденное добродушие, делающее его невинным во всех выходках, то он оказался забавным и симпатичным. В этом и состоит драматичность его положения. Поэтому он и может быть справедливо назван жертвою своих опекунов: он бессознательно и против своего желания забавлял, служа их целям. Не будь этих опекунов, он едва ли решился бы, пока состоял только в должности директора Пробирной Палатки, так откровенно, самоуверенно и самодовольно разоблачиться перед публикою.

Но справедливо ли укорять опекунов Козьмы Пруткова за го, что они выставили его с забавной стороны? Ведь только через это они доставили ему славу и симпатию публики; а Козьма Прутков любил славу. Он даже печатно отвергал справедливость мнения, будто «слава — дым». Он печатью сознавался, что «хочет славы», что «слава тешит человека». Опекуны его угадали, что он никогда не поймет комичности своей славы и будет ребячески наслаждаться ею. И он действительно наслаждался своею славою с увлечением, до самой своей смерти, всегда веря в необыкновенные и разнообразные свои дарования. Он был горд собою и счастлив: более этого не дали бы ему самые благонамеренные опекуны.

Слава Козьмы Пруткова установилась так быстро, что в первый же год своей гласной литературной деятельности (в 1853 г.) он уже занялся приготовлением отдельного издания своих сочинений с портретом. Для этого были тогда же приглашены им трое художников, которые нарисовали и перерисовали на камень его портрет, отпечатанный в том же 1853 году в литографии Тюлина, в значительном количестве экземпляров Тогдашняя цензура почему-то не разрешила выпуска этого портрета, вследствие этого не состоялось и все издание. В следующем году оказалось, что все отпечатанные экземпляры портрета, кроме пяти, удержанных издателями тотчас по отпечатании, пропали, вместе с камнем, при перемене помещения литографии Тюлина; вот почему при настоящем издании приложена фотогиалотипная копия, в уменьшенном формате, с одного из уцелевших экземпляров того портрета, а не подлинные оттиски.

Дорожа памятью о Козьме Пруткове, нельзя не указать и тех подробностей его наружности и одежды, коих передачу в портрете он вменял художникам в особую заслугу; именно: искусно подвитые и всклокоченные, каштановые, с проседью волоса; две бородавочки: одна вверху правой стороны лба, а другая вверху левой скулы; кусочек черного английского пластыря на шее, под правою скулой, на месте постоянных его бритвенных порезов; длинные, острые концы рубашечного воротника, торчащие из-под цветного платка, повязанного на шее широкою и длинною петлею; плащ-альмавива, с черным бархатным воротником, живописно закинутый одним концом за плечо; кисть левой руки, плотно обтянутая белою замшевою перчаткою особого покроя, выставленная из-под альмавивы, с дорогими перстнями поверх перчатки (эти перстни были ему пожалованы при разных случаях).

Когда портрет Козьмы Пруткова был уже нарисован на камне, он потребовал, чтобы внизу была прибавлена лира, от которой исходят вверх лучи. Художники удовлетворили это его желание, насколько было возможно в оконченном уже портрете; но в уменьшенной копии с портрета, приложенной к настоящему изданию, эти поэтические лучи, к сожалению, едва заметны.

Козьма Прутков никогда не оставлял намерения издать отдельно свои сочинения. В 1860 г. он даже заявил печатно (в журн. «Современник», в выноске к стихотворению «Разочарование») о предстоящем выходе их в свет; но обстоятельства мешали исполнению этого его намерения до сих пор. Теперь оно осуществляется, между прочим, и для охранения типа и литературных прав Козьмы Пруткова, принадлежащих исключительно литературным его образователям, поименованным в настоящем очерке.

Ввиду являвшихся в печати ошибочных указаний на участие в деятельности Козьмы Пруткова разных других лиц, представляется нелишним повторить сведения о сотрудничестве их!

Во-первых: литературную личность Козьмы Пруткова создали и разработали три лица, именно: граф Алексей Константинович Толстой, Алексей Михайлович Жемчужников и Владимир Михайлович Жемчужников.

Во-вторых: сотрудничество в этом деле было оказано двумя лицами, в определенном здесь размере, именно:

1) Александром Михайловичем Жемчужниковым, принимавшим весьма значительное участие в сочинении не только трех басен: «Незабудки и запятки», «Кондуктор и тарантул» и «Цапля и беговые дрожки», но также комедии «Блонды» и недоделанной комедии «Любовь и Силин» (см. о ней в начальной выноске), и

2) Петром Павловичем Ершовым, известным сочинителем сказки «Конек-горбунок», которым было доставлено несколько куплетов, помещенных во вторую картину оперетты: «Черепослов, сиречь Френолог» .

И в-третьих: засим, никто — ни из редакторов и сотрудников журнала «Современник», ни из всех прочих русских писателей — не имел в авторстве Козьмы Пруткова ни малейшего участия.

Предуведомление

Я знаю, читатель, что тебе хочется знать, почему я так долго молчал? Мне понятно твое любопытство! Прислушай и вникни: я буду говорить с тобой, как отец с сыном.

В обществе заговорили о каких-то новых потребностях, о каких-то новых вопросах... Я — враг всех так называемых вопросов! Я негодовал в душе — и готовился!., я готовился поразить современное общество ударом; но гг. Григорий Бланк, Николай Безобразов и пр. предупредили меня... Хвала им,— они спасли меня от посрамленья!

Наученный их опытом, я решился идти за обществом. Сознаюсь, читатель: я даже повторял чужие слова против убежденья!.. Так прошло более трех лет. Время показало мне, что я боялся напрасно. Общество наше оклеветано: оно изменилось только по наружности... Мудрый смотрит в корень: я посмотрел в корень... Там все по-прежнему: там много неоконченного (d"inacheve)!.. Это успокоило меня. Я благословил судьбу и вновь взялся за лиру!.. Читатель, ты понял меня! До свидания!

Твой доброжелатель

Кузьма Прутков

* * *
Читатель! Прочти о сих записках в предисловии, напечатанном мною в былые годы в «Ералаши» «Современника». И теперь я печатаю только «выдержки». Я уже сто раз предупреждал тебя, что материалов от деда осталась бездна, но в них много неполного, неоконченного.

Твой доброжелатель

Азбука для детей Косьмы Пруткова
(им самим составленная)

A. Антон козу ведет,

Б. Больная Юлия.

B. Ведерная продажа.

Г. Губернатор.

Д. Дюнкирхен город.

Е. Елагин остров.

Ж. Житейское море.

3. Запоздалый путник.

И. Инженер-поручик.

К. Капитан-исправник.

Л. Лимонный сок.

М. Марфа-посадница.

Н. Нейтралитет.

О. Окружной начальник.

П. Пелагея экономка.

Р. Рисовальщик искусный.

C. Совокупное сожитие.

Т. Татарин, продающий мыло или халаты.

У. Учитель танцевания и логики.

Ф. Фарфоровая чашка.

X. Храбрый штабс-капитан,

Ц. Целое яблоко.

Ч. Чиновник особых поручений.

Ш. Шерстяной чулок.

Щ. Щебечущая птица.

Э. Эдуард аптекарь.

Ю. Юпитер.

Я. Янтарная трубка.

Ъ. Ы. Ь.

Вы читали Выдержки из записок моего деда Козьмы Пруткова.
Все сочинения Козьмы, вы можете читать, следуя содержанию справа (вверху)

Классика литературы (сатиры и юмора) из коллекции сочинений лучших, известных авторов: мудрец и поэт Козьма Петрович Прутков. .................

Не столь уж много в отечественной, да и в мировой словесности примеров того, когда литературная мистификация была бы столь «долгоиграющей», как в случае с Козьмой Прутковым. Вспоминается разве что история таинственной Черубины де Габриак, придуманная поэтом М.Волошиным. Хотя там все-таки имелся реальный человек - Елизавета Дмитриева, чего нельзя сказать про Козьму Пруткова.

Были у Козьмы Петровича предшественники и современники: пасичник Рудый Панько, от лица которого повествовал в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», простоватый Иван Петрович Белкин, за которым укрылся , и некоторые другие. Но не каждый из них был наделен собственной биографией, родословной и готовым характером. Козьма Прутков. История создания образа Братья Жемчужниковы (Алексей, Александр и Владимир) в компании с писателем А.К.Толстым постарались на славу. Образ Козьмы Пруткова вышел настолько жизнеспособным и правдоподобным, что грозил затмить иные реальные писательские судьбы.

Биография Пруткова

Так, согласно официальному некрологу от 1863 года Козьма Прутков появился на свет в 1803г в деревне Тентелевой, которая находилась в Сольвычегодском уезде. На карте подобной деревни, разумеется, нет, зато есть Козьмино - не иначе, переименованное в честь нашего героя. Почти весь род Прутковых занимался литературой. Дед успел написать мемуары, отец - также. Записки деда Козьма даже опубликовал, из отцовских сочинений - лишь оперетту «Черепослов, сиречь Френолог». Род Прутковых был хоть и небогатым, но дворянским. Ребенок получил прекрасное домашнее воспитание. Рано начал марать бумагу.

Два года пробыл в гусарах, затем подал в отставку, женился, определился на службу в министерство финансов и возглавлял т.н. Пробирную палатку до самой смерти (1863г), последовавшей скоропостижно, прямо в рабочем кабинете (. Супруга регулярно рожала ему по младенцу, так что к концу жизни у Пруткова было шесть сыновей и четыре дочери. Почти все они унаследовали приятную внешность отца и высокую литературную одаренность.

Творчество Козьмы Пруткова

Прутков писал в самых различных жанрах: басни, эпиграммы, мадригалы, баллады. Не чуждался любовной лирики. Пробовал свои силы на драматическом поприще: комедия, водевиль, драма, мистерия и такой необычный жанр как «естественно-разговорное представление». По роду деятельности Пруткову приходилось заниматься составлением различных проектов и писать полемические статьи. Конечно же, славу Прутков снискал и многочисленными философскими афоризмами, простое перечисление которых заняло бы, пожалуй, не одну страницу.

В Пруткове жили одновременно два человека: тонкий, ранимый и чувствительный поэт, а также важный государственный сановник, не имеющий права давать волю лирическим излияниям. Оттого и творчество Пруткова такое неровное и неравное. Не всегда Прутков принадлежал себе всецело.

• В выборе имени для персонажа у его создателей имелись определенные разногласия. Первоначальный литературный вариант «Кузьма» как-то незаметно трансформировался в «Козьму» и даже в «Косьму».
• Не исключено, что в свод полного собрания сочинений Козьмы Пруткова входят произведения, написанные не только братьями Жемчужниковыми и Алексеем Толстым, но и другими авторами, например, автором знаменитого «Конька-Горбунка» П.П.Ершовым.

Козьма Прутков - уникальное явление не только для русской, но и для мировой литературы. Существуют вымышленные герои, которым ставят памятники, открывают в домах, где они «жили», музеи, но ни у одного из них не было собственной биографии, собрания сочинений, критиков их творчества и приверженцев.

Афоризмы Козьмы Пруткова печатали в таких известных в 19 веке печатных изданиях, как «Современник», «Искра» и «Развлечение». Многие известные литераторы того времени верили, что это реальный человек.

«Опекуны» героя

Козьма Прутков появился благодаря совместной шалости братьев Жемчужниковых, Алексея, Владимира и Александра, и графа Алексея Толстого. Братья Жемчужниковы происходили из старинного русского рода, в котором были воеводы, стольники и сенаторы. и Владимир были поэтами, а их брат Лев - известным художником и гравером.

Алексей Константинович Толстой - известный русский писатель, драматург и поэт. Козьма Прутков, цитаты и афоризмы которого были любимы многими их современниками, возник благодаря провалу пьесы, написанной в соавторстве Толстым и Алексеем Жемчужниковым. Присутствовавший на представлении Николай I остался недоволен, пьесу сняли с репертуара, а в отместку братья начали писать на угодных царю поэтов пародии под именем Козьмы Пруткова.

Постепенно напечатанных в различных изданиях от имени Пруткова сочинений стало так много, что творцам пришлось дать ему не только биографию, но и внешность. Таким образом, они становятся покровителями и советчиками созданного ими графомана.

Биография Козьмы Пруткова

Получившие известность в литературных кругах афоризмы Козьмы Пруткова, стали основной причиной того, чтобы их автор обрел свое лицо. Представленный в 1854 году братьями Жемчужниковыми и Толстым Прутков, по их словам, родился 11 апреля 1803 года в деревеньке Тентелевой. У него даже было собственное небольшое поместье Пустынька, что неподалеку от станции Саблино.

В 17 лет будущий графоман поступил на военную службу в гусарский полк, в котором прослужил чуть больше 2 лет. После того как ушел в отставку, Козьма поступил на службу в Пробирную Палатку, где сделал успешную карьеру.

Умер Прутков 13.01.1863 года вследствие нервного удара, который настиг его на службе в директорском кабинете.

Прутков на военной службе

Военные афоризмы Козьмы Пруткова возникли на фоне его воспоминаний о военной службе, которая закончилась весьма скоропалительно. Причиной ухода в 1823 году из полка стал сон, который приснился молодому гусару в ночь на его день рождения 11 апреля.

Снился Козьме голый бригадный генерал, велевший ему встать и идти за ним. После блужданий по генерал вывел молодого гусара к склепу на вершине горы, из которого стал доставать дорогие материи и показывать ему. После того как бригадный генерал провел одной из материй по телу Пруткова, его ударил ток, и он проснулся.

Несмотря на то, что сон случился после сильной попойки, он произвел на Козьму настолько неизгладимое впечатление, что тот подал в отставку.

Благодаря этой короткой службе читатели смогли познакомиться с его "выдающимися" мыслями об армии:

• «Строя солдатам новые шинели, помни, что они пили и ели».
• «Пусть будет целью солдатской амбиции точная подгонка амуниции».
• «Хочешь быть красивым, поступи в гусары» и многие другие.

Карьера на гражданской службе

Козьма Прутков, цитаты и афоризмы которого имели несомненный успех у публики, сделал блестящую карьеру не только на литературном поприще.

Начальство к молодому служащему Пробирной Палатки относилось весьма благосклонно, так как замечали за ним рвение к работе, за что поощряли и награждали его. Таланты Козьмы позволили ему пройти путь от простого служащего до высочайшего гражданского чина статского советника и получения не только должности директора Пробирной Палатки, но и ордена св. Станислава 1-й степени.

Афоризмы Козьмы Пруткова о государственной службе не менее глубоки, чем о военной стезе. «Только в государственной службе познаешь истину», - искренне верит он. «Не будь портных, как различил бы ты служебные ведомства?» - вот вопрос, жизненно важный для каждого чиновника.

Друзья горе-автора и его литературные опекуны Толстой и Жемчужниковы поощряли своего подопечного издавать свои произведения. Так, на свет появилась книга «Мысли и афоризмы» Козьмы Пруткова, в которой собраны его высказывания о жизни, любви и многом другом.

Литературная карьера

Первым литературным опытом нового графомана стала его пьеса «Фантазия», постановка которой провалилась в присутствии августейшей особы. Обескураженный этим, Прутков хотел бросить литературные занятия, но друзья уговорили его продолжать писать и были правы.

Философские афоризмы Козьмы Пруткова («Никто не обнимет необъятного», например) сникали ему славу мудрого человека, который глубоко видит суть вещей. Интересно, что многие читатели «Современника» воспринимали автора афоризмов, басен и сатирических стихов как реально существующую личность. У Пруткова были даже свои критики и почитатели. Так, Достоевский долгое время воспринимал его как горе-творца плохих стихов.

Не только афоризмы Козьмы Пруткова, но и его басни, стихи, романсы и проза легли в основу собрания сочинений автора. Книги не только были изданы и имели успех у читателей, живущих в его время, но и после его смерти их переиздавали, а высказывания использовали, чтобы слыть умными и образованными людьми.

О любви

Афоризмы Козьмы Пруткова про любовь показали его истинное отношение к женщине, любви и браку:

• «Обручальное кольцо - первое звено в цепи супружеской жизни».
• «Девицы подобны шашкам: не всякой удаётся, но всякая хочет попасть в дамки».
• «Что имеем, не храним, потерявши - плачем».

На самом деле многие высказывания Козьмы Пруткова, несмотря на его ограниченный ум, достойны внимания. Не имея собственной семьи, он все свое время посвящал службе, написанию стихов и своим друзьям.

Сослуживцы его ценили, товарищи по перу и родственники любили, начальство относилось с симпатией, этого было вполне достаточно, чтобы соответствовать своему афоризму: «Хочешь быть счастливым, будь им».

Другие его выражения начали применять в повседневной жизни как иносказательные просторечия. Фразу «Если у тебя есть фонтан, заткни его» стали произносить как «Заткни фонтан», что означало «замолчи».

Афоризмы Козьмы Пруткова и их значение вызывали у читателей смех, так как являлись показателем глупости и самоуверенности напыщенного графомана, считающего свои высказывания достойными мудрости древних философов: «Многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то они и носят в себе».

Портрет Пруткова

Благодаря стараниям братьев Жемчужниковых и Алексея Толстого их вымышленный герой обрел не только славу графомана и биографию, но и личность. Лев Жемчужников с его друзьями-живописцами были приглашены Прутковым для написания портрета «великого» литератора, пожелавшего издать с ним собрание своих сочинений.

Так появился знаменитый образ, переданный настолько реалистично, что заказчик лестно отзывался о художниках. Они изобразили и его кудри с проседью, и бородавки, и даже пластырь на шее, где был порез от бритвы.

По просьбе Козьмы Пруткова живописцы поместили под портретом лиру с исходящими из нее лучами. Хотя литературная деятельность сего героя длилась всего 5 лет, он оставил заметный след в русской литературе, а его знаменитые «Мысли и афоризмы» печатались и цитировались спустя многие годы после его смерти.

Творчество Пруткова сегодня

Сегодня наиболее известны 10 афоризмов Козьмы Пруткова, которые стали обычными фразами в повседневной жизни. Среди них наибольшую популярность имеют «Бди!» и «Смотри в корень!». Часто люди, произнося их, даже не знают, кто их автор.

Феномен Козьмы Пруткова остается непревзойденным, так как больше в мировой литературе не появлялся герой, имеющий собственные собрания сочинений и жизнь.

А. М. Жемчужников — «отец» Козьмы Пруткова

Козьма Прутков — литературный псевдоним русских литераторов графа А. К. Толстого (1817-1875) и братьев Жемчужниковых: Алексея Михайловича (1821-1908), Владимира Михайловича(1830-1884) при участии Александра Михайловича (1826-1896). Алексей Константинович Толстой приходился всем им двоюродным братом. Под псевдонимом «Козьма Прутков» его, как они себя называли, «друзья» или «опекуны» публиковали в русских газетах и журналах середины ХIХ века басни, афоризмы, пьесы.

«Достопочтенный Косьма Прутков - это ты, Толстой и я. Все мы тогда были молоды, и «настроение кружка», при котором возникли творения Пруткова, было веселое, но с примесью сатирически-критического отношения к современным литературным явлениям и к явлениям современной жизни. Хотя каждый из нас имел свой особый политический характер, но всех нас соединила плотно одна общая нам черта: полное отсутствие «казенности» в нас самих и, вследствие этого, большая чуткость ко всему «казенному». Эта черта помогла нам - сперва независимо от нашей воли и вполне непреднамеренно,- создать тип Кузьмы Пруткова, который до того казенный, что ни мысли его, ни чувству недоступна никакая, так называемая, злоба дня, если на нее не обращено внимания с казенной точки зрения…» (из письма Алексея Жемчужникова брату Владимиру)

Стихи, афоризмы Козьмы Пруткова пародировали литературное подражательство, «казенность», ретроградство (Википедия)

Биография Козьмы Пруткова

Родился в деревне Тентелевая близ Сольвычегорска 11 апреля 1803 года. Три года прослужил в гусарском полку, 40 лет до самой смерти, Пробироной палатке (учреждении для исследования серебряных и золотых вещей и для наложения на них пробного клейма). Был её директором, имел чин действительного статского советника, был награжден орденом Святого Станислава первой степени. Скончался в Петербурге 13 января 1863 года

Козьма Прутков — пародия на литератора-чиновника. Афоризмы Пруткова — большей частью казенные, общие места, его мысли — не имеют отношения к его эпохе, стоят вне времени и пространства. Будучи ограниченным, он дает советы мудрости; не имея таланта, пишет стихи, без образования и понимания дел в России пишет «прожекты». Он воспитанник той эпохи, когда всякий, без малейшей подготовки, брал на себя любые обязанности, если начальство их налагало. При этом Прутков был добродушен и честен, чем был многим симпатичен.

Сочинения Козьмы Петровича Пруткова

• «Досуги и пух и перья», юмористическое приложение «Литературный ералаш» к журналу «Современник», 1854 год и журнал «Свисток», 1860 год
• «Эпиграмы», «Современник», 1854 год
• «Плоды раздумья. Мысли и афоризмы», «Современник», 1854 год, журнал «Искра», 1860 год
• «Выдержки из записок моего деда», «Современник», 1854 год
• «Гисторические материалы Фёдора Кузьмича Прутков (деда)», «Современник», «Искра», 1860 год
• «Проект: о введении единомыслия в России», «Современник», 1864 год
• «Фантазия» пьеса, впервые поставлена на сцена Александринского театра в Петербурге в январе 1851 года
• «Блонды», комедия, «Современник», 1854 год
• «Спор древних греческих философовов об изящном», комедия, «Современник», 1854 год
• «Черепослов,сиречь Френолог» драма, «Современник», 1860 год
• «Опрометчивый турка. или: Приятно ли быть внуком?». драматическое произведение, «Современник», 1863 год
• «Любовь и Силин», пьеса, журнал «Развлечение 1861 год
• «Торжество добродетели», комедия, принята журналом «Современник» в 1864 году, но запрещена цензурой
• Первое полное собрание сочинений Козьмы Пруткова, 1884 год

Первые произведения Козьмы Прутков — три басни — появились в «Современнике» в 1851 году. Назывались «Незабудки и запятки», «Кондуктор и тарантул», «Цапля и беговые дрожки», Имя Пруткова тогда упомянуто не было

Афоризмы Козьмы Пруткова

• Обручальное кольцо есть первое звено в цепи супружеской жизни
• Никто не обнимет необъятного
• Лучше скажи мало, но хорошо
• Наука изощряет ум, ученье вострит память
• Полезнее пройти путь жизни, чем всю вселенную
• Женатый повеса воробью подобен
• Если хочешь быть красивым, поступи в гусары
• Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть фонтану
• Гений подобен холму, возвышающемуся на равнине
• Смерть для того поставлена в конце жизни, чтобы удобнее к ней приготовиться
• Принимаясь за дело, соберись с духом
• На дне каждого сердца есть осадок
• Болтун подобен маятнику: того и другой надо остановить
• Что имеем не храним, потеявши плачем