Карим мустай помилование. Новое осмысление темы войны в повести М. Карима «Помилование

Карим Мустай

Помилование

Мустай Карим

"Помилование"

Перевод с башкирского Ильгиза Каримова

И что за мысль, ну об этом ли думать... В такой страшный час привязалась - страшнее часа ожидания смерти. И мысль-то не мысль, воспоминание одно. Там, над шалашом, лунная ночь - сердце теснит. С шорохом падают сухие листья - листья двадцатой осени Янтимера. Иной ударится о землю и прозвенит тягуче. Это, наверное, осиновый лист. Березовый так не прозвенит, он помягче. Или вместе с листьями, звеня, осыпается лунный свет? Луна полная, и тоже с этой ночи в осыпь пошла. А полная луна с детства вгоняла Янтимера в тоску и тревогу. Сейчас тоже. Впереди бесконечная ясная ночь. Будь она темная, с дождем и ветром, может, прошла бы легче и быстрей, а тут - замерла, словно тихое озеро, не течет и не всплеснет даже.

А память своим занята - она потери перебирает, крупные и мелкие. Отчего же не находки, не обретения, а утраты? На это Янтимер и сам бы ответить не смог. И правда, почему? Какие у него, у двадцатилетнего лейтенанта Янтимера Байна-зарова, потери, чтобы перед тем, как на рассвете совершить страшное дело, исполнить беспощадный долг, вот так перебирать их? Видно, есть. Время до войны в этот счет не входит. Там - другая жизнь, другой мир. Даже иная тогдашняя потеря теперь кажется находкой.

И странно - этот счет начался с ложки.

Первая напасть, случившаяся с ним на воинской стезе,- он ложку потерял. Широкая оловянная ложка, которую мать сунула ему в мешок, первой же ночью, как сели они в красный вагон, исчезла. Хотя, как это - исчезла? Не сама же, испугавшись фронта, из вагона выпрыгнула, назад подалась. Нет, его ложка была не из трусливых. Она с отцом Янтимера, Янбирде-солдатом, еще ту германскую прошла, в боях и походах закалилась, жизнь, с ее горечью и сладостью, вдоволь похлебала, набралась житейской мудрости. Каши-супа из котелка, горшка, чугунка, тарелки прямиком в рот, капли не обронив, бессчетно перетаскала, хорошо тянула, такая была ложка - хоть коренником ее запрягай! С правого краю, словно лезвие ножа, сточилась. Мать Янтимера, левша Гульгай-ша-енге, так обточила ее, что ни день - дно казана отскребывала. Это была не просто ложка - боевое оружие. Такие своей волей службы не бросают - разве только сгорят или сломаются. Надежный будет у моего сына спутник, - думала Гульгайша-енге. И вот как вышло...

Солдату остаться без ложки - все равно что без еды остаться. И на душу смута. Тем более в такой дороге: кажется, что пищу, тебе на этом свете назначенную, ты уже доел. Потеряйся нож, не так бы тревожно было.

В солдатском вагоне по обе стороны настелены нары в два яруса. Набилось человек тридцать. Все в одинаковой форме, все одинаково бритоголовые, и с лица сразу не отличишь. К тому же и света маловато только от приоткрытой двери. Одни с вечера, сразу как сели в вагон, перезнакомились, другие пока в стороне держатся, в компанию не входят, эти, видно, еще душой от дома не оторвутся. Возле двери стоит худощавый паренек, печальную песню поет. До тех, кто в вагоне, ему дела нет. Он свою песню сквозь открытую дверь туда, к оставшимся, с кем разлучен, посылает.

Я вышел в путь, а путь все длится, длится,

И я к Уфе дорогу потерял.

Боясь душою мягкой прослезиться,

Руки тебе, прощаясь, не подал.

По щекам паренька катятся слезы. И впрямь "душа мягкая". Влюблен, видать. Любовь, пока через тоску разлуки не пройдет, вот такой, малость слезливой, бывает. Певец вдруг замолчал. Маленькая голова, острый нос - он в этот миг стал похож на дятла. К тому же стянутая ремнем гимнастерка оттопырилась сзади, совсем как хвост. Вот-вот он в сердцах тюкнет клювом дверной косяк. Нет, не тюкнул.

А вон там, свесив ноги, сидит на верхней полке еще один - лет двадцати пяти, иссиня-черные волосы, впалые щеки, горбатый, чуть скривленный набок нос. Ростом далеко не ушел, но каждый кулак - с добрую кувалду. На глаз видно, какие они увесистые. Дня не прошло, а этот молотобоец стал в вагоне за атамана.

Я - Мардан Гарданов, прошу любить и жаловать, - сказал он вчера, как только эшелон тронулся. - Я такой: любишь меня - и я люблю, а не любишь... луплю! - И, довольный, что так складно сказал, так же ладно рассмеялся. - Я думаю, вы меня полюбите. Так что не бойтесь.

Сначала его выходка показалась странной, насторожила. Однако улыбчивое его нахальство, простодушная заносчивость, похвальба напропалую позабавили. А потом все это даже пришлось по душе. Речь у него только об одном, о лошадях. Говорит вдохновенно, все забыв, хмелея даже. Оказывается, в Зауралье, в совхозе он был "объездчиком-укротителем" - выезжал под седло полудиких лошадей, которые ходили в табуне, узды и седла не знали. И свои "люблю" и "луплю" он, наверное, сказал так, из ухарства.

Если всех лошадей, какие через мои руки прошли, вместе собрать, полную дивизию в седло посадить можно, - похвастался он, - и еще коней останется. А если всю водку слить, какую я выпил!.. Впрочем, чего ее сливать, кому она нужна, выпитая водка? А вот лошадь... да-а, лошадь... Ты мне любого черта дай... моргнуть не успеешь, а черт уже, что ангел небесный, по струнке идет! Только один с хребта скинул и копытом нос мне своротил, - он пощупал свой нос. - Рыжий был жеребец. Рыжая масть упрямая бывает, дурная, а саврасая или буланая - послушная, терпеливая; вороная масть - сплошь скрытная и хитрая, а вот белая - чуткая и чувствительная, особенно кобылицы. Думаешь, зря в старину батыры на Акбузатах* ездили?

* Акбузат - мифический конь белой масти.

Правда ли, нет ли все эти его рассуждения о нравах-повадках лошадиных мастей - неизвестно. Но слушатели верят. А коли верят, значит, так оно и есть.

Янтимера еще в детстве лошадиный бес пощекотал, и рассказ Гарданова он слушал так, что сердце замирало. Еще до того, как поступить в театральный техникум, он четыре лета помогал пасти колхозный табун, и потом, когда учился, каждое лето, вернувшись домой, брался за эту же работу. Казалось, не то что повадки - он даже мысли каждой лошади в табуне знал. А вот чтобы норов по масти различать, - такого не помнит. "Наверное, объездчик-укротитель больше знает. А ведь интересно..." - сказал он про себя и подошел к Мардану Гарданову. Встал перед ним... да и застыл. Что это? В глазах мерещится?..

Если бы только мерещилось!

Из левого кармана гимнастерки Гарданова торчала ручка оловянной ложки - его, Янтимера, ложки! Она самая! На конце ее выцарапана родовая Байназаровых тамга - "заячий след". Укротитель диких коней уже завел новую побасенку. Слушатели опять расхохотались. Янтимер же ничего не слышал, стоял и смотрел. Хотел сказать что-то... Куда там! Только - тук-тук, тук-тук - перестук колес бился в ушах. Не то что слово сказать... Только перестук колес в ушах.

Цель урока : показать мастерство и гражданское мужество писателя, углубить теоретические знания учеников, развивать навыки анализа текста.

Ход урока

I. Слово учителя.

Литература о войне - это память народа о грозных и трагических годах. Память о том, какой дорогой ценой досталась победа, в каких неимоверно тяжелых испытаниях происходила проверка и закалка характеров людей.

Мы знаем очень много произведений о Великой Отечественной войне, раскрывающих героические характеры, мужество, стойкость и отвагу солдат на полях сражений, участников подпольного и партизанского движений, узников концлагерей.

Но есть в советской литературе о войне произведение о парне, который обязательно стал бы героем, если бы... Сегодня мы поговорим о жертвах войны. О правдивом и трагическом характере Любомира Зуха – герое произведения Мустая Карима “Помилование”.

II. Общая характеристика произведения, образа Любомира Зуха (выступление ученика)

(Творчество Мустая Карима стало олицетворением башкирской литературы. Его книги переведены на десятки языков. И в трудные, переломные для страны моменты он не мог молчать. Его мудрое слово всегда вызывало огромный общественный резонанс. Он был понятен и близок каждому человеку. Люди ценили его за высокое литературное мастерство, талант и редкие человеческие качества. Его произведения отличаются высоким философским смыслом, истинной гражданственностью, добротой, романтизмом. Человек неиссякаемой душевности, писатель вселял в сердца людей надежду на лучшее, веру в то, что доброта, высокая гражданственность, искренность могут и должны быть спутниками человека во все времена.

Для людей всех поколений Мустай Карим стал культурным символом, патриархом духовности, эпохой в литературе Башкирии. В золотой фонд советской литературы вошла повесть Мустая Карима “Помилование”. В свое время повесть прозвучала подобно набату, приоткрыв страшный лик Великой Отечественной войны из-под гордо реющих знамен. Но и сегодня рассказ о том, как люди уничтожают своих же ради шкурного желания выжить в мясорубке сталинского режима, звучит не менее горько и жестоко.

В основе произведения лежит история, которую вполне мог слышать или даже наблюдать Мустай Карим на фронте. Дневниковая запись от 6 января 1985 года, сделанная в один из дней работы над повестью, гласит: “Сегодня буран усилился. Какой-то тревожный буран. В этот буран расстреляли Любомира Зуха. Его в сентябре 1942 года расстреляли, а сегодня во второй раз - уже навсегда. Героя с такой тяжкой судьбой у меня, кажется, не было. Можно было за три минуты до расстрела прислать помилование и тихо-мирно завершить историю. Но зачем тогда все прежние усилия? В жизни-то его не помиловали. Только я помиловал его - ради жизни. Сама жизнь не помиловала...”.

Главный герой повести – солдат Любомир Зух, нарушив воинскую дисциплину, едет ночью на бронетранспортёре в соседнюю деревушку, чтобы проститься с любимой девушкой Марией-Терезой.

Любомир Зух не дезертир. Скорее - просто беспечен. Любовь толкнула его на этот шаг. Она и вступает в конфликт с установлением военного времени. Многие знакомые и не знакомые с Зухом понимают - сердцем - несоответствие наказания поступку. Здесь уже совесть голос подаёт: ведь совершиться должно страшное, непоправимое. Речь идет о жизни.

Но приговор несправедлив лишь по человеческим законам. А на войне действуют особые законы - законы войны. По ним Любомир Зух - преступник.

Настроение, созданное писателем, таково, что тревога, напряжение, растут с каждой страницей.

Ночь перед расстрелом. Ею и начинается повесть. Начинается с душевных терзаний Янтимера Байназарова, чей взвод на рассвете расстреляет своего бойца Любомира Зуха. Янтимер ещё не сделал ни единого выстрела по врагу, и первый его приказ открыть огонь будет дан по своему же парню.

Янтимер до последнего своего часа не сможет забыть и ночь ту, и рассвет, как не смогут забыть ни капитан Казарин, ни комиссар Зубков, ни Ефимий Лукич.

Эта ночь тяжка для многих, особенно же для капитана Казарина. Ему совесть не даёт покоя. Вот он, высший суд для каждого... Если Янтимер мучается несправедливостью приговора - по высоким человеческим понятиям, Казарина терзают угрызения совести. Он собой занят. Можно ли его упрекнуть в смерти Зуха, в том, что он преступил дозволенное? По законам войны - ни в коей мере. Но что-то мешает нам полностью согласиться с этим. Казарин в роковые для Зуха минуты не захотел войти в его положение, дал волю настроению. Да и позднее Казарин мог не давать ход делу, и опять-таки не сделал этого. Дважды имел возможность уберечь Любомира от страшной смерти - пули от своих. Будет мучиться страшным исходом и Ефимий Лукич Бурёнкин, чей сарай развалила ненароком машина Любомира Зуха, - подавший Казарину жалобу на водителя, заваривший всё это дело. И в голову ему не приходит, что ныне по другим законам жизнь идёт - законам войны. А страшный закон войны - расстрел.

Любомир не преступник, конечно, не предатель, простой парень. Мечтает до Берлина дойти, а теперь уже, полюбив Марию-Терезу, и Мадрид от фашистов освободить. В части - общий любимец, оттого ещё больней.

Нельзя не обратить внимание на такой удивительный факт: ужаса, случившегося с ним, Любомир Зух так и не осознал, по сути, до самого расстрела. Даже в ночь перед исполнением приговора он спокойно спит на гауптвахте, чем немало потрясены караульные. За жизнь парящего в небесах Зуха переживают все окружающие. Клянёт себя за скоропалительную жалобу Бурёнкин, раскаивается в принятии должностного решения капитан Казарин, мучается, не спит полковой комиссар Зубков, ругается от бессилия что-либо изменить старшина Хомичук, в невыносимой тревоге и неизвестности страдает Мария-Тереза.

Решение о помиловании Любомира Зуха было принято наверху, но опоздало на несколько часов. Через многие годы после войны механик - водитель Любомир Зух был оправдан писателем Мустаем Каримом.

Повесть “Помилование” - это повесть и о трагических страницах войны, которую он прошёл от начала и до конца, и о светлых страницах любви. Здесь писатель, обращаясь к давно прошедшему событию, к факту безвинного расстрела молодого солдата, обнажает недостатки культовских привычек, приведших во время войны к огромным бедам, к необоснованным человеческим потерям. Память главного героя, лейтенанта Байназарова, является здесь судом над _искореженной судьбой, свидетельством того, насколько трагическими были взаимоотношения между отдельным человеком и историей общества.)

III. Повторение знаний по теории литературы

Назовите средства создания художественного образа. Дайте их понятия. (Учащиеся называют портрет, психологизм, речь героя, поступки и действия персонажа, характеристика другими героями, авторское отношение к герою, художественные детали, предыстория персонажа, пейзаж).

IV. Анализ средств создания образа Любомира Зуха (аналитическая беседа)

1.Портретная характеристика

Итак, сегодня мы поговорим о мастерстве писателя, о том, как он создал такой потрясающе правдивый, обаятельный и такой трагический характер. Важным средством создания образа в художественном произведении является портрет. Дайте портретную характеристику Любомира Зуха. Назовите средства выразительности, используемые автором.

(Любомир Зух – очень яркая, колоритная фигура. В его описании автор подчеркивает непосредственность, естественность, простоту наряду с глубиной чувств, какой-то загадочностью, душевностью. “А лежал в том саду навзничь, головой под бронетранспортером, - на весь батальон славный своей сноровкой, удалью, находчивостью и щегольством сержант Любомир Зух...” Положительная оценочная лексика (“сноровка”, “удаль”, “находчивость”, “хваткий”), эпитет “печальный голос”, очень сильное экспрессивное сравнение “будто сама земля плачет навзрыд” - в этом описании передано такое мощное человеческое начало, такие качества былинного героя, что невозможно представить бесславный конец его жизненного пути.

В повести дается несколько портретных описаний Любомира. И если в рассмотренном выше портрете отмечаются качества бойца, товарища, человека, то глазами девушки передается внешняя красота, восторг от яркого, выразительного лица: “- Уф, а брови-то!.. Войдешь - заблудишься!- усмехнулась она, глядя на эти черные, густые, почти смыкающиеся брови, тень от которых притемняла голубые Зуховы глаза.” Чтобы передать впечатление Марии-Терезы от бровей и глаз солдата (интересно, что именно на них делается акцент, вспомним: глаза – зеркало души), автор использует разнообразные языковые средства выразительности: морфологические (использование междометия), синтаксические и пунктуационные (неполное предложение, обобщенно-личное предложение, однородные члены, восклицательные знаки, многоточие), лексические (градация), словообразовательные (“а брови-то”, употребление рядом однокоренных слов “тень” “притемняла”).

Потрясающе убедительно показана в повести внутренняя и внешняя красота Любомира Зуха через портретные описания героя.)

2. Психологическое изображение героя.

(Вся повесть нанизана на одну длинную ночь - ночь перед казнью. Автор ставит вопрос о людях на войне, о том, что война ничего не спишет. Люди везде должны оставаться людьми. При любых условиях человек имеет право на жизнь и любовь. Любомир Зух был красив душою. Он не дезертир. Он просто беспечен, поэтому уезжает ночью к любимой девушке. Любовь, безоглядная, всепоглощающая, толкнула его на этот шаг. Она и вступает в конфликт с установлением военного времени. Любомир без памяти влюбляется в Марию-Терезу, каждую свободную минутку он мечтал об их будущем и строил планы: “Даже на рассвете, лишь задремлет чуток, он летал над Украиной, над Испанией летал - или один, или с Марией Терезой...” Психологическое состояние героя тонко передано глаголом летал, употребленном в переносном значении. Что это: полет влюбленной души, желающей свысока обнять всех и все? Или невозможность держать счастье в себе и неодолимое желание сделать всех счастливыми?.. Раскрывая высокий накал чувств героя, автор говорит об открытых небесных воротах: такая любовь может вершиться только на небесах!

Светлый, радостный тон, окрыленное огромной любовью душевное движение Любомира и ничем не оправданная казнь молодого, мужественного солдата, не успевшего даже вступить в первый бой с врагом, – резкий контраст потрясает.

Глубокий философский подтекст заставляет задуматься об общественной морали, о системе нравственных ценностей, о бесценности человеческой жизни: “В короткую эту ночь сквозь душу Любомира Зуха прошли и весенние ливни, и летние грозы, и осенние бури - прошли, омыв, очистив, осветлив...”Автор психологически емко описал ощущения, переживания, осмысление героем того, что с ним произошло: “...сам теперь целый мир.” И снова невозможно передать его чувства земными мерками, поэтому - потрясающие метафоры - “заря из сердца забрезжит, солнце из груди взойдет”. Любовь, нежная и всеобъемлющая, ставшая сущностью героя, зовет его на подвиги, на жизнь и счастье. Мощное жизнеутверждающее начало несет она.

Вполне закономерно, что Любомир не мог надолго оставить любимую, не попрощавшись, не сказав о будущей счастливой встрече, которая обязательно будет после окончания войны... Не сумел Любомир Зух подойти к любви мерками войны – и его –“целого мира” - не стало.

3. Речь героя.

Речь героя является одним из главных средств изображения характера. Что же мы можем сказать о герое по его речи?

(Любомир рассудителен, смышлен и решителен, но по-детски наивен. Он всегда верен своим убеждениям: “Дезертир ты, Зух. Знаешь, что такое дезертир?

Знаю. Кто сбежит - дезертир. А я поехал и вернулся...”

Он, приговоренный к расстрелу, втолковывает собеседнику, лейтенанту Байназарову, который назавтра должен будет отдать роковую команду: "Вчерашний суд - это ошибка... Ты сам подумай, лейтенант, я ведь еще даже ни одного фашиста не убил. А убить должен! Я нужен. Я солдат". Речь героя характеризует его как очень искреннего, верящего в разумность окружающих, не допускающего мыслей о чем-то плохом. Он убежден в том, что должен выполнить свой воинский долг. Ему и в голову не приходит, что ныне по другим законам жизнь идёт - законам войны. А страшный закон войны - расстрел. Он мечтает до Берлина дойти, а теперь уже, полюбив Марию-Терезу, и Мадрид от фашистов освободить: “- Я, Мария Тереза, когда Берлин возьмем, я сразу... Я твою землю, Мария Тереза, от фашистов спасу! Потому что я, Мария Тереза, люблю тебя!” Этот монолог героя по форме выражения мысли не совсем гладкий, но именно в повторах слов, в отрывочности, в недосказанности, в восклицательных интонациях передается захлестывающая эмоция, любовь, желание спасти любимую и ее землю.

Таким образом, речь героя характеризует его как очень искреннего, открытого, глубокого, решительного, смелого, убежденного в своей невиновности человека.)

4. Характеристика поступков героя.

Как характеризуют героя его поступки?

(Любомир Зух, полюбив Марию Терезу, ночью перед выступлением не смог удержаться от того, чтобы не навестить свою избранницу. Он покинул расположение части на военной технике, за что и был наказан. 19-летнего юношу приговорили к расстрелу. Таков был закон войны, которому претили голоса сердца, ума и совести. Любомир до конца своих дней не осознает своей вины. Он не понимает, за что его назвали дезертиром. "Дезертирство – это когда сбегают и не возвращаются, я же вернулся!" – искренне недоумевает Зух. Любомир наивно уверен, что расстрелять его никак не могут: во-первых, он еще ни одного немца не успел убить, во-вторых, он отныне отвечает за Марию Терезу, ставшую ему женой.

Карим в ходе сюжета находит в истории Любомира Зуха не только романтико-трагические стороны, но и нравоучительные, притчевые, философские черты: “Вечером Любомира Зуха опять привели на допрос. Еще раз выяснили, как, с каким умыслом он ночью на боевой технике, обманув часового, уехал из части. К сказанному ранее сержант Зух не добавил ничего.

Да, уехал, обманул Дусенбаева и уехал. Умысел? Навестить жену. На обратном пути налетел на сарайчик, придавил козу. Вот моя вина, - заключил он.”

Поступки героя характеризуют его как человека очень искреннего, слушающего только свое сердце и не поддающегося голосу разума. Они обусловлены огромной любовью. Наверное, с точки зрения обычного человека Зух вел себя безрассудно, безответственно, неправильно. Но автор не позволяет так смотреть нам на поступки героя. Мы все время переживаем за него и надеемся на чудо.

Любомира расстреляли. Чуда не случилось. Вернее, оно случилось, но на долгом пути к людям утратило свою спасительную силу. Решение о помиловании Зуха было принято наверху, но опоздало на несколько часов.)

5. Отношение других героев.

– Что мы узнаем о Любомире через отношение к нему других героев повести?

(В батальоне Любомира ценили за смелость, жизнерадостность, старательность и красоту. Любили за необыкновенный голос и его песни:“Одну его песню никто не мог слушать без слез...”По душевным терзаниям Янтимера Байназарова, чей взвод на рассвете расстреляет Зуха, Ефимия Лукича, поздно осознавшего свою ошибку, всей душой жалеющего парня, комиссара Зубкова, пытающегося его спасти, мы видим сердечное, теплое отношение к нему. На его могиле старшина Хомичук, глубоко скорбя о хорошем парне, мучительно подбирая слова, написал: “Жертва войны Л.Д.Зух.20лет”.)

Страдают герои - переживает и читатель. Но какими средствами добивается писатель необходимого чувства сопереживания? Какова авторская оценка своего героя?

(Автор умеет так повести рассказ, чтобы персонажи ожили, зажили собственной жизнью. “Льет и льет с шорохом листва. И в нескольких шагах отсюда, не слыша этого дождя, не видя лунного сияния, подложив обе ладони под голову, подтянув колени к подбородку, на голом полу землянки спит Любомир Зух. Лежит он - совсем как младенец в утробе. А давно ли, выйдя из материнского чрева, ступил на теплую землю? Всего-то двадцать лет прошло... Сначала очень старательно ползал на животе, потом на четвереньках пошел, год исполнился - на ноги встал, постоял, покачался, заковылял косолапенько, а потом и побежал. Теперь же, когда пришла пора твердо, уверенно шагать по земле, снова собрался в клубочек. Отчего же он опять вернулся в то, изначальное свое положение? Или - уже готов воротиться в чрево земное? Спит бравый сержант - непутевый Любомир Зух. Сладок его сон. И он улыбается во сне.”Как любит автор своего героя, как трогательно, бережно подбирает слова, чтобы рассказать о незатейливой его жизни. Сравнивая спящего Любомира с младенцем в утробе матери, автор передает незащищенность, невинность, чистоту его. Уменьшительно-ласкательные суффиксы в словах косолапенько, клубочек усиливают интонации любования, помогают оформиться милым зрительным образам. Последние предложения звучат сурово, обреченно. Этому служит и интонационное тире, и риторические вопросы, и высокая лексика (“чрево земное”) ,и тонкие эпитеты, построенные на контрасте( “бравый сержант – непутевый Любомир Зух”).

Автор оправдывает своего героя, всем строем своей повести убеждает нас в том, что имеет право живой человек на ошибку, тем более такой красивый человек, окрыленный любовью, как Любомир Зух. Вслушаемся в имя героя – это же песня! Имя с такими потрясающими по значению корнями уже характеризует героя и красноречиво говорит об отношении к нему автора.)

7. Художественные детали.

Какие художественные детали вы наблюдали в повести?

(В повести М. Карима “Помилование” из необычайно зримых, точных подробностей складывается целостная картина. Детали в отдельности и вместе взятые выполняют определенную художественную задачу. С помощью них читатель может глубже проникнуть в чувства и состояния героя. “Два чуда было в мире: в небе - только что народившийся месяц, на земле - только что народившаяся любовь.” Вот ещё один пример – это описание первой встречи Любомира Зуха и Марии Терезы: “Они же, боясь коснуться друг друга, сидели на крыльце дома Бережных. Крыльцо это – большой плоский камень. Когда-то он лежал на улице возле плетня. Однажды отец Кондратия кузнец Егор во хмелю на спор притащил его и шваркнул сюда. Уже дважды перестраивали дом, а камень так и лежит здесь. Камни живут долго” На этом камне зародилась их любовь.

Весьма детально и подробно описана сцена расстрела Любомира Зуха: “...Любомир Зух не согнулся, не зашатался, как стоял, так и рухнул в свою могилу, словно поваленный ветром ржаной сноп.” Вся картина расстрела состоит из каких-то нелепых деталей, описания чего-то неправильного, непоправимого. Сравнение еще больше усиливает ощущение бессмысленности и жестокости происходящего. До последнего момента сохраняется надежда, что все можно исправить, что все это – страшный сон.

Автор детально рассказывает о могиле для Любомира Зуха, в риторическом вопросе-восклицании подчеркивая трагическую нелепость происходящего: “Осужденного поставили на край ямы, вырытой меж сухой осиной и могучим дубом, - и кто только выбрал это место?!” По народным приметам осина отбирает силы, а дуб, наоборот, их придаёт. Даже в этом отражается вся нелепость происходящей сцены. Борьба чуда и трагедии.)

8. Предыстория героя.

– Что мы знаем о предыстории героя? Что в ней подчеркнуто?

(О том, где и когда родился Любомир, мы узнаем лишь в конце повести и то после его смерти.И то, что автор так мало внимания уделил предыстории героя, наверное, говорит о том, что ему важно было именно то, что произошло с парнем на войне и что могло бы быть после нее, о чем не раз описывалось в повести. Но все же подчеркнуто, что парень простой, из деревни, и ему всего двадцать лет. Эти факты вызывают в нас особый отклик, особое отношение к молодому, простому деревенскому парню, так ненадолго узнавшему счастье любви.

Писатель рассказал о цельной, глубокой, красивой личности, ставшей жертвой войны.)

9. Пейзаж.

Как помогает пейзаж в раскрытии образа?

(В повести существует глубокая связь между природой и внутренним миром, душевным состоянием личности. Происходит своего рода унисонирование сил природы и душевных сил человека. В повести тема смерти, трагедии постоянно соседствует с мотивом луны.)

V. Итоги урока.

Итак, сегодня мы анализировали образ Любомира Зуха, говорили о его трагической судьбе. Как вы думаете, только ли он является в повести жертвой войны? Докажите свою мысль.

(Ученики называют Марию-Терезу, сержанта Байназарова, Ефимия Лукича и др.)

Вывод. Идея повести Мустая Карима “Помилование” - протест против античеловеческой сущности войны и призыв помнить как о ее героях, так и о невинных жертвах. Она проникнута глубокой, светлой верой в человека. Главный герой Любомир Зух, жертва войны, предстал перед нами в образе реального, сильного духом, мужественного человека, но в то же время с мягкой, нежной, не очерствевшей душой.

В трагической повести М.Карима с таким обнадеживающим названием – “Помилование” - писатель показывает, какой огромной ценой была завоевана победа в Великой Отечественной войне. Как пришлось двадцатилетним юнцам из недавнего беззаботного детства сразу окунуться во взрослую ответственную жизнь, отягощённую реальностью военного времени. У них не было права на беспечную ошибку, которая ничего не значила в мирное время и которая оборачивалась неисправимым – смертью - в военное. Любомиру просто не хватило времени повзрослеть, и первая любовь, безрассудная, безоглядная, привела его к расстрелу. Должного быть по человеческим законам помилования не последовало.

ВВЕДЕНИЕ Есть личности, которые навсегда оставляют добрый след в истории, творческое наследие которых неподвластно времени.Для людей всех поколений Мустай Карим стал культурным символом, патриархом духовности, эпохой в литературе Башкирии.В золотой фонд литературы вошли повести Мустая Карима “Долгое-долгое детство”, “Помилование” и другие произведения писателя. Мустай Карим ведёт дискуссию с жизнью, а точнее - жаркий спор с темными, неправедными ее сторонами.«Помилование» - небольшое по объёму произведение - поистине монумент гуманизму. Война актуальна уже потому, что она была. С каждым днем становится все труднее сказать свое, неповторимое слово о войне, о которой созданы великие произведения. Но настоящий художник потому и настоящий, что видит мир по-своему. В «Помиловании» мы постоянно чувствуем присутствие автора. Он страдает, сомневается, радуется вместе с нами, читателями.Обратившись к повести М. Карима «Помилование», мы заинтересовались вопросом, благодаря чему в ней ощущается лирическое начало и то, что башкиры называют непереводимым словом “мон”, - это и душевность, и напевность, что создает особую красоту языка произведения, приближает переживания героев к сердцу читателя.Цель нашей работы - исследовать роль фольклорно - мифологической основы в художественной структуре произведения для решения идейного замысла повести.Исходя из данной цели, мы ставим перед собой следующие задачи:Определить идейный замысел повести.2. Провести сопоставительный анализ повести М. Карима «Помилование» с творчеством С.А. Есенина. Выявить назначение фольклорных элементов.Раскрыть связь фольклора и мифологии с идейным содержанием произведения.Объект исследования: текст повести с фольклорно - мифологической точки зрения.Для решения поставленных задач использовались следующие методы:аналитический;сопоставительный;сравнительный.В исследовательском проекте мы опирались на работу М. Ломуновой «Мустай Карим». По мнению литературоведа, неповторимая образность произведения создается с помощью фольклорных и мифологических образов, которые связывают прошлое и настоящее. Поэтому повесть приобретает особый философский смысл.Глава 1. Новое осмысление темы войны в повести М. Карима «Помилование» 1.1 Проблематика повести «Меня - как и всякого человека, - говорил Мустай Карим, - беспокоит опасность войны. Я не раз думал об Архимеде, которого убил солдат. Философия солдата однозначна. Ведь у него, наверное, и угрызений совести не было. Он - оружие, орудие. Заданная сила часто сильнее добра. Архимеда убивать нельзя. Это опасно для жизни человечества. Я не хочу, чтобы люди потеряли веру в будущее, чтобы вошли в их души безысходность, безразличие. Литература призвана оберегать человека от этих опасностей. Архимед не должен быть убит».Этим чувством и вызвана к жизни повесть Мустая Карима «Помилование».Критика сразу же отметила новое слово о войне, сказанное автором повести. Не героическое в центре внимания автора, война, как таковая, вроде бы и не показана в повести. Но горькое, страшное событие рождено ею и только ею. Она не считается с чувствами людей, даже самыми чистыми, самыми возвышенными. У неё нет права на милосердие. Это - непреложный факт. Это - грозная реальность. И это - страшно: сердце готово оправдать, а разум велит карать.Замысел этой повести преследовал писателя долгие годы. Вначале это был даже не замысел, а факт. Факт фронтовой жизни, накрепко врезавшийся в память.Подобный случай действительно произошёл в части, где служил писатель. Расстрелять парня, который по-человечески и не был дезертиром - сам вернулся в часть - приказано было взводу, которым командовал Мустай Карим. И были… бессонная ночь, мучительные раздумья … Комиссар понял молодого поэта, приказ был отдан другому взводу, но разве могло забыться всё, что связано с этим событием?Сам сюжет в повести претерпел изменение. Солдат Любомир Зух, нарушив воинскую дисциплину, едет ночью на бронетранспортёре в соседнюю деревушку, чтобы проститься с любимой девушкой, Марией-Терезой.Но писателя привлекает не столько сам факт, сколько вопрос: кто виновен? Кто виновен в смерти Зуха? Любомир Зух не дезертир. Скорее - просто беспечен. Любовь толкнула его на этот шаг. Безоглядная, всепоглощающая. Она и вступает в конфликт с установлением военного времени.Многие знакомые и незнакомые с Зухом понимают - сердцем - несоответствие наказания поступку. Здесь уже совесть голос подаёт: ведь совершиться должно страшное, непоправимое. О жизни речь …Но приговор не справедлив лишь по человеческим законам. А разве могут быть иные? Да. И это - законы войны. Особые. По ним Любомир Зух - преступник.Вся повесть - дискуссия с жизнью. Спор. «И большой, - говорил М. Карим. - Есть необходимость и закон, и незыблемое право человека на жизнь и счастье, на любовь. Но все эти права вступают в противоречие в повести с суровой реальностью войны». Эта мысль и вела пером писателя.В центе «Помилования» - не Любомир Зух, не его переживания, но тот, кому поручено командовать расстрелом. А это - Янтимер Байназаров, двадцатилетний лейтенант из Башкирии. Мустай Карим признавался, что ему дорог Янтимер. Это - его герой. Человек сложной духовной жизни. Ему нелегко живётся. Всё пропускает через сердце.Настроение, созданное писателем, таково, что тревога, напряжение, растут с каждой страницей.… Ночь перед расстрелом. Ею и начинается повесть. Начинается с душевных терзаний Янтимера Байназарова, чей взвод на рассвете расстреляет Любомира Зуха. Своего расстреляют. Янтимер ещё не сделал и единого выстрела по врагу, и первый приказ его открыть огонь будет дан по своему же парню.Война свой счёт ведёт всему. Время для неё в этот счёт не входит. Там иная жизнь, иной мир.Янтимер до последнего своего часа не сможет забыть и ночь ту, и рассвет, как не смогут забыть ни капитан Казарин, ни комиссар Зубков, ни Ефимий Лукич.Да, эта ночь тяжка для многих, особенно же для капитана Казарина. Ему совесть не даёт покоя. Вот он, высший суд для каждого… Если Янтимер мучается несправедливостью приговора - по высоким человеческим понятиям, Казарина терзают угрызения совести. Он собой занят. Можно ли его упрекнуть в смерти Зуха, в том, что он преступил дозволенное? По законам войны - ни в коей мере. Но что-то мешает нам полностью согласиться с этим. Казарин в роковые для Зуха минуты не захотел войти в его положение. Волю настроению дал. Да и позднее Казарин мог не давать ход делу, и опять-таки не сделал этого. Дважды имел возможность уберечь Любомира от страшной смерти - пули от своих. Будет мучиться страшным исходом и Ефимий Лукич Бурёнкин, чей сарай развалила ненароком машина Любомира Зуха, - подавший Казарину жалобу на водителя, заваривший всё это дело. И в голову ему не приходит, что ныне по другим законам жизнь идёт - законам войны. А страшный закон войны - расстрел.Любомир не преступник, конечно. Не предатель. Наш парень. Мечтает до Берлина дойти, а теперь уже, полюбив Марию-Терезу, и Мадрид от фашистов освободить. В части - общий любимец. Оттого ещё больней.Нельзя не обратить внимание на такой удивительный факт: ужаса, случившегося с ним, Любомир Зух так и не осознал, по сути, до самого расстрела. Даже в ночь перед исполнением приговора он спокойно спит на гауптвахте, чем немало потрясены караульные. За жизнь парящего в небесах Зуха переживают все окружающие. Клянёт себя за скоропалительную жалобу Бурёнкин, раскаивается в принятии должностного решения капитан Казарин, мучается, не спит полковой комиссар Зубков, ругается от бессилия что-либо изменить старшина Хомичук, в невыносимой тревоге и неизвестности страдает Мария-Тереза.Образ Марии несколько абстрактен, условен. Она словно растворяется, уходит в незнаемое к концу повести. Читатель не встретится с ней больше после той страшной сцены на безмолвной поляне, у свежей могилы расстрелянного Зуха. Мария уходит в незнаемое, чтобы вернуться к людям в любую пору, ибо вечна, жива Любовь.Повесть «Помилование», несмотря на лаконизм, весьма непроста по конструкции и неоднозначна, несмотря на свою органичность, по стилистике.1.2 Жанровое своеобразие повести Если задуматься о её жанровой принадлежности, то первое, что приходит на ум: повесть романтическая, либо лирическая. И действительно, признаки этого жанра налицо: восторженная поэтическая интонация описания пробуждающегося чувства Любомира и Марии-Терезы, порою сказовый слог, былинные повторы. Романтично происхождение самой героини. Романтично и описание зарождающейся в сердце Марии-Терезы тревоги за судьбу Любомира, после того как её посещают майор и лейтенант, ведущие следствие по делу Зуха.При этом мы помним по классическим произведениям, романтические истории обычно производят впечатление, чуть ли не сказки. Отчего же тогда нас не покидает ощущение реальности, чуть ли не ужаса происходящего? Оттого, что автор этой истории обладает горячим сердцем, он бесконечно любит своих героев, вкладывает в поступок каждого из них собственную боль. Он действительно смотрит на них «чутким оком души».Страдают герои - переживает и читатель. Но какими средствами добивается писатель необходимого чувства сопереживания? Автор умеет так повести рассказ, чтобы персонажи ожили, зажили собственной жизнью. Военные люди - кажется, все в одной форме, а каждый со своей судьбой, биографией, резко очерченной индивидуальностью: страдающий печенью и обиженный на весь слабый пол из-за того, что его бросила жена, вместе с тем справедливый и всё понимающий капитан Казарин; единственный, кто решился обжаловать приговор трибунала, воплощение воинской чести комиссар Зубков; виртуоз по части ругательств старшина Хомичук; наивный сын степей часовой Калтай Дусенбаев; «знаток истории Древнего Рима» и толкователь вещих снов лейтенант Леонид Ласточкин.Трагично выглядят обстоятельства, несовершенство человеческого жизнеустройства, в котором любовь становится причиной гибели и страданий влюблённых, «жертвой войны»: «Конечно, если не брать в расчёт любовь, - поразительное головотяпство. А кому какое дело до твоей любви? Ни свидетелем защиты её не позовут. Ни заступницей она быть не может. Саму судят». Это, «если не брать в расчёт любовь»? А если брать? В нормальных обстоятельствах ведь мы не берём её в расчёт. Но война - это и есть, то ненормальное состояние человеческого общества, при котором и любовь, и милосердие, и право на ошибку, и прощение часто в расчёт не берутся. Повесть Мустая Карима «Помилование» - как раз о таком случае. Главная её идея - протест против античеловеческой сущности войны. И ещё призыв помнить как о её героях, так и о невинных жертвах.Мне кажется, что история Любомира Зуха и Марии-Терезы для других - как героев повести, так и её читателей - нечто вроде особой книги: смотрите, и такое бывает. Или - вот что может получиться, если отвлечься от реальной жизни, забыть о них, жить только любовью… Комиссар Зубков, отвечая капитану Казарину на его просьбу спасти Зуха, говорит: «Такое только в книгах может случиться. Если бы книга закончилась чудом, о котором вы просите, читатель вздохнул бы с облегчением. Книга, если в ней нет чуда, - мёртвая книга».В повести «Помилование» чуда не случилось. Вернее, оно случилось, но на тернистом, долгом пути к людям утратило свою спасательную волшебную силу. Решение о помиловании Любомира Зуха было принято наверху, но опоздало на несколько часов. Как это часто бывает в жизни, добро торжествует не для тех, кто в нём больше всего нуждается.Через многие годы после войны механик - водитель Любомир Зух был оправдан писателем Мустаем Каримом.Проанализировав проблемное и жанровое содержание повести, мы пришли к выводу, что самые поэтические страницы посвящены чувствам, чистым и возвышенным, которые не может уничтожить война.Глава 2. Роль фольклорно-мифологических образов в повести (исследовательская часть) Наш проект ставит следующие исследовательские задачи:Рассмотреть традиционность обращения русских писателей - классиков к произведениям устного народного творчества.Отобрать материал для сопоставления из повести М. Карима «Помилование» и лирики С.А. Есенина.Найти параллели в использовании фольклорно - мифологических образов.Соотнести фольклорные и мифологические образы с системой персонажей.2.1 Из истории вопроса Устное народное творчество - это неиссякаемый источник, из которого из века в век наша культура черпает сокровища народной поэзии, мудрость, эстетического совершенство. Его можно представить как исторические корни и истоки русской литературы.Обращение того или иного писателя к фольклору - явление довольно частое. Само по себе оно еще ни о чем не говорит. Здесь важно, чем вызван этот интерес, чем он продиктован. Ведь фольклор, в частности русский, включает в себя немало противоречивых элементов. В нем весьма ощутима материалистическая трактовка жизненных явлений и в то же время видны следы идеалистического восприятия мира; здесь и трезвое, деловое отношение к жизни и разного рода религиозно-мистические взгляды; реальные мечты о лучшей доле народной переплетаются с явно фантастическими представлениями о счастье. Отсюда - возможность различного использования фольклора.К устному народному творчеству, мифологии обращались многие писатели и поэты 19 века.Пушкин входит в жизнь каждого человека с самых ранних лет - входит своим таинственным Лукоморьем со всеми его сказочными героями и будто златой цепью связывает каждого из нас с нашей тысячелетней историей, с нашими древними мифами, сказками, верованиями - со всеми нашими древними славянскими корнями, со всей русской христианской цивилизацией, непревзойденным выразителем и вершиной которой был и остается он сам.У лукоморья дуб зеленый,Златая цепь на дубе том...Сказочное Лукоморье, могучий дуб с котом-баюном - это не только Пушкин. Это весь мир устной поэзии русского народа, впитанный им с детства от Арины Родионовны Яковлевой (1758 - 1828) - «мамушки моей», как называл ее Александр Сергеевич, «простой» русской крестьянки, владевшей даром сказительницы и песенницы и оказавшей главнейшее влияние на формирование Пушкина как русского национального поэта.Интерес Пушкина к устной народной поэзии был так глубок и всеобъемлющ, что он в своем творчестве охватил все жанры русского фольклора: сказки и песни, пословицы и поговорки, предания и легенды, раешные стихи и лубки.Прямым продолжением поисков в области русской народности стала работа над поэмой «Руслан и Людмила», которая завершает первую эпохутворчества Пушкина. В поэме Пушкина многое, так или иначе, соотносилось с русской историей, а образы поэмы - это первая попытка выразить русские национальные характеры.Душой русского народа является песня. Песня широко включается в произведения писателей.«Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» М.Ю. Лермонтова ориентирована на народную историческую песню и былину. Из литературного произведения мы узнаем много нового о бытовых традициях наших предков. Песня рассказывает читателю об иерархии внутрисемейных отношений. Сопоставляя современность и историческое прошлое, автор выражает идею нравственного превосходства прошлого над настоящим в его целостности и единстве.Герои рассказов И.С. Тургенева являются носителями народной стихии. Касьян, Калиныч слиты с природой. Они могут владеть, как герои сказочного фольклора, разными чудесными умениями, знают лечебные травы, различные приметы, могут заговаривать кровь.Как в фольклорной поэтике, Касьян сливается с природой: срывает какие - то травки, сует их за пазуху, бормочет что-то себе под нос, перекликается с птичками.Мир мечтаний Касьяна расцвечен фольклорными образами. «... и идут они, люди сказывают, до самых теплых морей, где живет птица Гамаюн сладкогласная, и с дерев лист ни зимой не сыплется, ни осенью, и яблоки растут золотые на серебряных ветках... »Герой подхватывает песенку жаворонка. Он сам поет сочиненную им песенку: « А зовут меня Касьяном, а по прозвищу блоха». Здесь же в народно - поэтическом ключе дает Тургенев и прозвище крестьянам. Касьян знает лечебные травы: «Есть травы, цветы помогают тоже», - говорит он рассказчику. Он верит в спасительную молитву.В поэтическом освещении, глубоко народных традициях рисуется Тургеневым и образ крестьянина Калиныча (рассказ «Хорь и Калиныч»). Калиныч ближе стоит к природе. Народный герой Тургенева - продолжение природных стихий. Он вошел в избу Хоря с пучком полевой земляники в руках, пел довольно приятно и подыгрывал на балалайке, знал народные приметы:когда пойдет дождь - «утки вот плещутся, да и трава больно сильно пахнет». Мог заговаривать кровь и выгонять червей. Тургенев подчеркивал особую просветленность облика Калиныча как носителя нравственных и эстетических начал Народной жизни: «лицо Калиныча было кроткое, ясное, как вечернее небо... Сам же он все глядел и глядел на зарю».Мир мечтаний героя Тургенева (Касьяна) расцвечен фольклорными образами. Мечта героя приобретает поэтизированный характер, раскрывает его поэтический мир, расцвеченный этнографически - фольклорными образами.«…”за Курском пойдут степи, этакие степные места, вот удивление, вот удовольствие человеку, вот раздолья-тоблаго дать! И идут они, люди сказывают, до самых теплыхморей, где живет птицы Гамаюн сладкоголосная. И с дерев лист ни зимой не сыплется, ни осенью, и яблоки растут золотые на серебряных ветках, и живет всяк человек в довольствии и справедливости. И вот уж я бы туда пошел, “ - говорит Касьян».Рассказ Касьяна носит черты сказа. Тургеневский герой мечтатель, его образ овеян романтическим ореолом.Пословицы и поговорки является необходимым художественным элементом языка литературных произведений. Они используются писателем для характеристики героев, выражают отношение автора к событиям, подчеркивают развитие действия, способствуют созданию национального колорита.Фольклор - корни и истоки русской литературы, тот неиссякаемый источник, из которого из века в век наша культура черпает сокровища народной поэзии, мудрости, эстетического совершенства. Сливаясь с литературой, насыщая ее фольклорными жанрами, народнопоэтическими образами, фольклор является выражением народной национальной традиции, духа народа, его нравственно-эстетических ценностей.Кроме фольклора еще и мифы легли в основу современной культуры. Без хорошего знания мифов остаются непонятными многие известные произведения литературы, живописи, скульптуры. Мифы существуют в детских поговорках, в наших обычаях и праздниках, они перешли в народные сказки и в произведения русской литературы.Веками копили мифы и фольклорные образы опыт народов, их представления о добре и зле, о достойном и недостойном поведении. Когда-то, передаваясь из поколения в поколение, они учили людей тому, как следует жить. Эти представления - часть духовных сокровищ, накопленных человечеством, знакомство с которыми обогащает каждого, кто с ними соприкасает.К фольклору и мифологии обращались многие писатели и поэты 19 - 20 века. Мустай Карим продолжает традиции русской классической литературы.2.2 Место фольклорно-мифологических образов в творчестве М. Карима и С. Есенина Для сопоставления мы выбрали творчество «певца русской природы» Сергея Есенина - самого «мирного» поэта 20 века, - и писателя - романтика 20 века Мустая Карима, разрабатывающего военную тематику.Предметом сравнения будут фольклорные образы С. Есенина, певца русской природы, и фольклорные образы М. Карима, башкирского писателя. Исследовав содержание выбранных произведений, мы обнаружили, что образы деревьев присутствуют как у С. Есенина, так и у М. Карима.Древний человек почти не знал неодушевлённых предметов, всюду находил он разум, и чувство, и волю. Одушевление образов наблюдается как у Есенина, так и у М. Карима.Образ берёзы.У Есенина - создателя единственного в своём роде «древесного романа», лирический герой которого клён, а героини - берёзы, - очеловеченные образы деревьев обрастают портретными «подробностями»: у берёзы - «стан», «бёдра», «груди», «ножка», «причёска». Берёза, во многом благодаря Есенину, «стала национальным поэтическим символом России» (М. Эпштейн). В древних языческих обрядах берёза служила символом весны. «Страна берёзового ситца» - ещё и «страна» детства, пора самого прекрасного.…И страна берёзового ситцаНе заманит шляться босиком.В башкирской мифологии береза - символизирует “ось мира”, жизнь, смерть, весну, любовь, семью, мягкосердечие, чистоту, грусть, плач. В повести «Помилование» образ березы встречается 4 раза.Например, когда герой задумывается, когда стоит перед выбором, он все время прислоняется к березе, как будто ищет у дерева жизненные силы, чтобы найти ответ на трудные вопросы. «Байназаров вышел из шалаша, сел, прислонившись спиной к березе».Образ яблони.У С. Есенина"Не жалею; не зову, не плачу, всё пройдёт, как с белых яблонь дым… «Яблонь дым» - цветение деревьев весной, когда всё вокруг возрождается к новой жизни. «Яблоня», «яблоки» - в народной поэзии это символ молодости, - «молодильные яблоки», а «дым» - символ зыбкости, мимолётности, призрачности.У М. КаримаОбраз яблока и яблони в «Помиловании» не случайно появляется в момент знакомства Любомира Зуха и Марии-Терезы, ведь яблоко и яблоня - символ Вечности, цельности, жизни, вечной юности, весны, любви, преходящей радости, единства.«В сожженном дотла саду с единственной, чудом выскочившей из огня яблоньки семнадцать дней назад с мягким стуком не упало яблоко, и если бы это яблоко не подняла семнадцатилетняя девушка. Ударилось яблоко в грудь Зуха, скатилось и легло неподалеку. Он ничуть не удивился, лежа все также навзничь, нащупал яблоко и с хрустом откусил от него».Образы светил.У Есенина из светил на первом месте образ луны - месяца, который встречается примерно в каждом третьем его произведении (в 41 из 127 - очень высокий коэффициент). При этом до 1920 года преобладает и месяц (18 из 20), а в позднем - луна(16 из 21). Исследовав содержание \повести «Помилование», мы обнаружили, что образ луны, месяца, листьев автор использует 9 раз.В есенинских стихотворениях последовательно развёртывается метафора «месяц-колоб». Этот образ выражает наивное восприятие мира, свойственное в равной мере и первобытному, и детскому взгляду на мир.. В месяце подчёркивается, прежде всего, внешняя форма, фигура, силуэт, удобный для всякого рода ассоциаций - «ягнёнок», «рог», «колоб», «лодка». Луна - это, прежде всего, свет и вызванное им настроение - «отсвет лунный, синий», луна хохотала, как клоун, и «неуютная жидкая лунность. Месяц ближе к фольклору, это сказочный персонаж.По нашему мнению, употребление образов луны, лунного света в повести М. Карима «Помилование» указывает на связь с башкирской мифологией. Как многие другие народы, древние предки башкир обожествляли Небо и с почитанием относились к его светилам: Солнцу, Луне, некоторым звездам. Отголоски этих воззрений находят отражение в народном творчестве, обрядах. Вера в волшебную силу Луны, в ее мощь запечатлена в обрядах. При каждом новолунии обращались к Месяцу со словами мольбы и благополучии, а в случае смерти в этом месяце просили, чтобы было божье благословение. В основе этих обрядов лежит мотив почитания Луны. По-видимому, далекие предки башкир Луну считали добрым божеством. Месяц выступает как живое существо, избавляющее человека от тягости жизни. В первобытной мифологии народов всего мира солнце и луна непременно одарены жизнью и выступают как человеческие существа. При этом в мифах они различаются относительно пола. Так, по данным Э. Тэйлора, у племени мбокоби в Южной Америке луна выступает в роли жены, а солнце, наоборот, как её мужа. В Башкирском фольклоре солнце, как правило, является образом женским, луна же может выступать как в образе женского, так и мужского начала.Наши наблюдения над текстом повести, где встречаются образы луны - месяца, мы оформили в виде следующей таблицы:

«Лунный свет - сердце теснит. С шорохом падают сухие листья. Иной удариться о землю и прозвенит тягуче. Луна полная и тоже с этой ночью в осыпь пошла».	« А память своим занята - она потери перебирает крупные и мелкие». (На сердце у Янтимера тоска и тревога)
«Лунный свет осторожно, на цыпочках вошел через лаз внутрь шалаша».	«Янтимер вскочил и сел». (Лунный свет заставляет тревожиться вызывает, воспоминания в памяти).
«Лунный свет загустел, падающие листья он не отпускает сразу, а будто держит на весу, и листья теперь опускаются медленней, плавней. И только упав на землю, перешепчутся о чем-то».	«Но теперь, в тягостную эту ночь, толкнулось в памяти то унижение, та потеря». (В памяти Янтимера четко, всплыла картина унижения).
«Зародился месяц».	« И в эту самую благоразумную пору неразумные Любомир Зух и Мария Тереза Бережная полюбили друг друга».
«Не слыша дождя, не видя лунного сияния».	« Спит бравый сержант - непутевый Любомир Зух. Сладок его сон. И он улыбается во сне». (Природа замирает и замирает жизнь человека)
«Вдруг невесть откуда забредшее облако подкралось к луне и ткунолось в серебряный бок. Луна даже сплющилась чуть, но не поддалась, оттолкнула назойливое облако и поплыла дальше. Облако пустилось в дагонку».	« Тупая боль отдается меж ключиц. Словно почуяв что - то, Янтимер вскинул голову». (В небе схватка и в душе у Янтимера Байназарова тоже схватка).
«Те же слова, та же луна, шорох листопада».	«…уткнуть бы голову в какой - нибудь угол, спрятать душу. Терпение лейтенанта Янтимера Байназарова дошло до предела».

Между образами луны, листьев, месяца и жизнью человека можно провести параллель: зародившийся месяц символ зародившейся любви, облако - знак приближающейся беды, перед расстрелом падают листья, но это не просто листопад - это листопад беды.

Образ птицы.

В народной сказке важное место занимает образ птицы, связанный понятиями о сотворении мира и его конца. Петух же в древних поверьях многих народов - символ солнца и светил. В повести М. Карима встречается образ лебедя только один раз.

«Лебедыш ты мой, ах, лебедыш, не дрожи, не дрожи... не бойся, - зашептала Анна.

Вдруг ревность уколола Янтимера. Лебедыш, это кто? Наверное, птенец лебедя. Кого она еще так называла, кого ласкала? На этой же кровати, под этим же одеялом?! И зря так подумал. Вчера, когда шли по улице, слово это пришло Анне на ум впервые. Нет, не оттого, что Янтимер напомнил ей птенца, который только-только учится летать, пробует встать на крыло. Так она подумать не могла, не в ее разуменье было бы. Такое белое, чистое, мягкое - лебедыш... Само с языка слетело».

В мифологии лебедь - символ красоты, совершенства, чистоты, достоинства, благородства, верности. С.А. Есенин, по нашему мнению, ориентировался на это понимание, когда писал:

Я не знаю, то свет или мрак?

В чаще ветер поёт иль петух?

Может, вместо зимы на полях

Это лебеди сели на луг.

Итак, фольклорно - мифологическая основа творчества С.А. Есенина направлена на изображение пленительной красоты природы России, которую Есенин воспевал с глубокой и трепетной любовью, словно живое существо.

Фольклорно - мифологическая основа М. Карима противостоит смерти, а любовь Любомира Зуха и Марии -Терезы обретает вечность.

Глава 3. Фольклорно-мифологических образы М. Карима и традиционные народно-поэтические образы 3.1 Образ коня. Образ коня, «главного тотема башкирского народа» выполняют различные функции, находя удивительные воплощение в поэзии М. Карима. десятки разнообразных ассоциативных линий начинаются именно с него.Конь - это образ святости, благородства для башкирского народа. В повести «Помилование» образ коня встречается несколько раз. О коне говорит Мардан Гарданов:«Если всех лошадей, какие через мои руки прошли, вместе собрать, полную дивизию в седло посадить можно, - похвастался он, - и еще коней останется. А если всю водку слить, какую я выпил!... Впрочем, чего ее сливать, кому она нужна, выпитая водка? А вот лошадь… да-а, лошадь… Ты мне любого черта дай... моргнуть не успеешь, а черт уже, что ангел небесный, по струнке идет! Только один с хребта скинул и копытом нос мне своротил, - он пощупал свой нос. - Рыжий был жеребец. Рыжая масть упрямая бывает. Дурная А саврасая или буланая - послушная, терпеливая; вороная масть - сплошь скрытная и хитрая. А вот белая - чуткая и чувствительная, особенно кобылицы».И Я. Байназаров тоже думает о лошадях: «Янтимера еще в детстве лошадиный бес пощекотал, и рассказ Гарданова он слушал так, что сердце замирало».Образ коня говорит о национальной принадлежности героев, об их связи с прошлым башкирского народа.Итак, фольклорно - мифологическая основа творчества С.А. Есенина направлена на изображение пленительной красоты природы России, которую Есенин воспевал с глубокой и трепетной любовью, словно живое существо.Фольклорно - мифологическая основа М. Карима противостоит смерти, а любовь Любомира Зуха и Марии -Терезы обретает вечность.3.2 Сказочные образы в повести М. Карима «Помилование» В повести нами обнаружены сказочные фрагменты.

“А Лене снится сон, знатный такой сон, упоительный. Вот только конец нехороший... Будто он, в красной косоворотке, в черных хромовых сапогах со шпорами, стоит посреди какой-то поляны, а сам почему-то без порток. При этом это его ни капли не волнует.д.линная, до колен рубашка от сраму спасает. Вдруг перед Леней садится стая птиц. Сказать бы - голуби, да вроде покрупнее, сказать бы - гуси, да, кажись, помельче. Вытянув длинные шеи, плавно покачивая головами, чуть распахнув крылья, птицы пошли танцем вокруг Ласточкина. И так, танцуя, они стали превращаться в красивых, стройных девушек. Каждая старается, чтобы парень на нее взглянул, к себе зовет. Манят, крыльями-руками машут, но его не касаются. А Леня стоит в изумлении, не знает, какую выбрать, вконец растерялся. Значит, любят его, мил он им, пригож. Желанен! Радость, безмерная, безграничная, охватывает его”...	Превращение из птицы в девушку тесно связаны с мифологическими воззрениями, в частности, с древнейшими тотемистическими представлениями. По словам академика В.Н. Жирмунского, в таких сказаниях мы имеем тотемистические основы фольклорного сюжета: дева-птица выступает как праматерь рода.
“Анна, кажется ему, не шагает рядом, а катиться, словно клубочек, будто он, Янтимер, как падчерица из сказки, пустил его перед собой и бежит следом”.	Во многих сказках волшебным помощником для героя является путеводный клубочек.

3.3 Магические числа В мифопоэтических представлениях древних существовали так называемые сакральные числа, игравшие важнейшую роль в культовых обрядах, в фольклоре и древнерусских текстах. У каждого числа было несколько значений. В тексте «Помилования» нам встретилось множество чисел. Наши наблюдения мы оформили в следующей таблице:

“через два дня и вовсе крылья опустились у Любомира Зуха” “из четырех кур было только две”	(небесное Число «2» символизировало двойственные начала всего сущего небесное - земное, правое - левое, добро - зло и т.п.)
“Все трое: Прокопий Прокопьевич, Янтимер, Заславский встали на ноги”, “У Янтимера есть три маленьких брата” “Сложили крохи из трех вещмешков и с грехом пополам протянули три дня",	Число «3» воплощало образ динамической (изменяющейся, подвижной) целостности, полного совершенства, превосходства.
« одной и два имен сразу” “единственная коза”	Число «1» было символом единства целостности
“двенадцать лет своей жизни там прожила Мария - Тереза; “в 12 ч.10 мин. началось заседание суда”	Число «12» считалось счастливым и встречалось чаще всего в новогодней обрядности (двенадцать месяцев, знаков зодиака)
“я седьмой” “неделю Любомир жил - то в небо взмывал, то падал в бездну”.	Из суммы «3 +4» (соединение динамической и статистической целостностей) образуется число «7», считавшееся преимущественно человеческим, а также воплощавшее идею земной полноты, гармонии (семь цветов радуги, семь нот в музыке, семь дней в недели и т.п.).

На наш взгляд, магия числа имеет определенное значение в судьбах героев. Двенадцать лет прожила Мария - Тереза в родительском доме, а число двенадцать считается счастливым. В двенадцать часов началось заседание, на котором решалась судьба Любомира Зуха, а цифра 12 считается судьбоносной. То же самое можно сказать о цифрах 3, 1,7.

Магические числа определяют жизнь героев. Когда герои счастливы, используются числа 1,3,7. Когда что-то случается в жизни персонажей обязательно вмешивается цифра 2.

Для М. Карима, любовь - чудо, сказка, божественный дар.

Самые поэтические, самые красивые страницы в повести посвящены чувствам людей, самым чистым возвышенным, которые не может убить война, чему способствовали фольклорные и мифологические образы.

В «Помиловании мы постоянно чувствуем присутствие автора. Он страдает, сомневается, радуется вместе с нами, читателями. В этой повести ощутимо лирическое начало, что и создает особую красоту языку произведения, приближают переживания героев к сердцу читателя.

Заключение.

Изучив специальную литературу по теме, проведя собственное исследование, мы пришли к следующим выводам

В повести самые поэтические страницы посвящены чувствам, чистым и возвышенным, которые не может уничтожить война.

Мустай Карим продолжает традиции русской классической литературы. К фольклору и мифологии обращались многие писатели и поэты 19 - 20 вена

Веками копили мифы и фольклорные образы опыт народов, их представления о добре и зле, о достойном и недостойном поведении. Когда-то, передаваясь из поколения в поколение, они учили людей тому, как следует жить. Эти представления - часть духовных сокровищ, накопленных человечеством, знакомство с которыми обогащает каждого, кто с ними соприкасается.

В повести сильна романтическая струя, несмотря на жесткость самой ситуации. Для М. Карима, любовь - чудо, сказка, божественный дар.

Романтическое начало в художественное полотно повести вносят сказочные фрагменты. Мустай Карим использовал в своем произведении фольклорно-мифологические образы природы, магические числа, пословицы.

Все эти элементы ярче выявляют недозволенность происходящего. Недозволенность - не в пределах конкретного события, но в глобальном смысле - войны, что рушит миллионы судеб.

В основе повести лежит характерный для фольклора прием противопоставления (антитеза) Эту несовместимость войны и естества людского подчеркнет у Мустая Карима и природа

Ещё ярче роль фольклорных и мифологических образов в осуществлении замысла автора повести подчёркивается в ходе сопоставления его творчества с творчеством С.А. Есенина

Фольклорно - мифологическая основа творчества С.А. Есенина направлена на изображение пленительной красоты природы России, которую Есенин воспевал с глубокой и трепетной любовью, словно живое существо.

Фольклорно - мифологическая основа М. Карима противостоит смерти, а любовь Любомира Зуха и Марии-терезы обретает вечность.

Фольклор и мифология органически входят в повествование повести «Помилование» Мустая Карима и являются выражением народной национальной традиции, духа народа, его нравственно-эстетических ценностей.

Список использованной литературы 1. «Башкирское народное творчество» (том 2) предания и легенды - Уфа «Башкирское книжное издательство», 19872. «Деревенские адвокаты» М. Карим - издательство «Современник», 19893. «Малые жанры русского фольклора» - Москва «Высшая школа», 19794. «Мифологическая символика слов и образов» А. Рогалев - Москва «Литература в школе №8», 20025. «Мустай Карим» - Уфа «Китап», 20006. «Мустай Карим» М. Ломунова - Москва «Художественная литература», 19887. «Помилование» М. Карим - Москва «Современник», 19878. «Русское народное мифологическое творчество» - Москва «Просвещение», 19719. « Словарь символов» В. Копалинский - ФГУИПП «Янтарный сказ», 200210. «Неиссякаемый источник» А.Л. Фокеев - издательство «Лицей», 2005.

Вот так он перед Гульзифой, которую еще и в глаза не видел, почувствовал себя провинившимся. Потом он один раз видел ее со стороны. Но подойти не решился.
Когда же отбывали из Терехты и разведвзвод направили помочь медсанбату погрузить в вагон их пожитки, Янтимер разглядел Гульзифу уже вблизи. Круглолицая, с лучистым взглядом узковатых глаз, приветливая девушка задела сердце парня. Нет, с ума не свела, только задела. Янтимер командира из себя не строил, приказы не раздавал, брал самые большие ящики и тащил их к выделенному для медсанбата вагону. Солдаты, глядя на лейтенанта, старались еще больше. Когда началась погрузка, Байназаров в вагон сам залез, солдаты подавали, он принимал. Гульзифа говорила только "это туда", "это сюда", показывала, куда какой ящик, куда какой мешок, куда какой сверток положить. Всему свое место - понадобится, так чтобы любую вещь можно было найти сразу. Аккуратно уложили все бьющееся. И, когда уже кончили погрузку, Гульзифа мягко звенящим голосом сказала парню по-башкирски:
- Выходит, с земляком мне повезло. - "Повез-зло-о", - прозвенело серебро в ее голосе. - Не зря говорят, в Деме-реке вода целебная, на пользу пошла, - "польз-зу-у".
Чуткий на слух Янтимер подивился красоте и звучности переливчатого, словно в узорах, голоса. Вот ее завораживающая сила - голос! А Леню Ласточкина восхитило розовое просяное зернышко на левой щеке.
- А ты откуда?- прикинулся несведущим Янтимер.
- Из Давлеканова. Разве лейтенант Ласточкин не сказал? Взахлеб тебя хвалил, все уши прожужжал,
- Сказать-то сказал, да бестолково как-то, я не понял, - и сам не заметил, как проехался насчет друга Янтимер. Но тут же пожалел.
- Говорливого понять трудно, - согласилась Гульзифа. - А он любит много говорить.
Вот так ни с того ни с сего наподдали Лене Ласточкину с обеих сторон. А в чем его вина, кроме того, что каждому хотел добра? Может, в этом-то и грех?
- Ласточкин, он хороший, - решил искупить вину парень. Но девушка его слова пропустила мимо ушей.
- Ты на артиста похож, который в кино Салавата Юлаева играл.
Янтимер покраснел - будто открылась давно хранимая сердечная тайна. Девушка, разумеется, в темном вагоне ничего не заметила. И Салават Юлаев, и артист, игравший его, - были идеалом Байназарова.
- Говорят... - пробормотал он. - Толку мало, что похож
- И все же лучше на хорошего человека походить, чем на плохого.
Разложив весь груз, Янтимер спрыгнул на землю и подал руку Гульзифе. Ладонь ее была мягкой и теплой. Даже когда Гульзифа встала рядом, он не отпустил ее теплой ладошки. Она тоже не отняла, но мягкие, плотно сомкнутые пальцы остались спокойны и безответны. Видно, большая крепкая рука Янтимера ни искорки ей в кровь передать не смогла.
- Спасибо, лейтенант... Ласточкин все рассказал - где ты родился, какую воду пил. Только вот имени твоего не назвал.
- Янтимер. Байназаров Янтимер.
- Янтимер... И имя у тебя красивое, - только тут она высвободила руку из его ладони.
- А твое - особенно!.. Как мне тебя называть? Зифой?
- Гульзифой...
Не зная, о чем говорить дальше, парень сказал:
- Значит, мы с тобой одну воду пили, ты у истока, я в низовье, в Чишмах, в Карагуже. Знаешь, наверное, песню: "На Деме я родился, на Деме вырос я..."?
- Ну коли так, - рассмеялась девушка, - я еще знаю: "Деньги есть - Уфа гуляем, деньги нет - Чишма сидим".
Где только не услышишь эту прибаутку? И в Сибири, и на Карпатах, и на Белом море, и на Черном. Узнают про кого-то, что он родом из Уфы или Чишмы, и сразу: "А-а, деньги есть - Уфа гуляем?.." Происхождение этой присказки, которая всю страну обежала, во тьме веков не прячется. Она самого-то Янтимера всего года на четыре старше. В восемнадцатом году, когда колчаковские войска наступали на Уфу, начали было чишминский люд насильно вместе с подводами забирать в обоз. Чишминцы же уперлись: "Деньги есть Уфа гуляем, деньги нет - Чишма сидим", - дескать, заплатите - поедем, не заплатите - и шагу не ступим. Судя по всему, за такое упрямство плетка по чишминским загривкам хорошо походила, но к рассвету все лошадиное поголовье, вплоть до шелудивого стригунка, было угнано в глубь леса. Отсюда и пошло: "... деньги нет - Чишма сидим".
- Ну, до свиданья, Янтимер. - Гульзифа протянула руку. Это был намек, что джигиту пора уходить. Тот понял. Крепко пожал протянутую руку и пошел.
Следующая их встреча, совсем мимолетная, была в Подлипках, когда Янтимер, прочитав стихотворение, сбежал со сцены. Появилась откуда-то Гульзифа и пожала Янтимеру руку Он же, в неулегшемся еще волнении, не успел ничего почувствовать, даже ладони ее не ощутил.
- Поздравляю, земляк... Янтимер... очень здорово. Сказала и тут же исчезла. Только свет ее лучистого взгляда еще оставался в воздухе.
* * *
Теперь она там, за оврагом, посреди березняка, в большой палатке медсанбата. Наверное, спит. Конечно, спит, какое у нее горе, чтобы бессонницей маяться? Куда пойти, к кому прислониться смятенной душе Янтимера Байназарова? Не прислониться даже, хватило бы и прикоснуться. Вдруг в ушах прозвучал звонкий голос Гульзифы, блеснул лучистый взгляд, брошенный из-под ресниц. Не вытерпел джигит и, по щиколотку в сухой листве, зашагал на ту сторону оврага. Всего-то ему нужно одно теплое слово и один живой взгляд. Идет, опустив голову, смотрит себе под ноги, а за ним настороженно следует луна. Ночь напролет она, неотвязная, мучила его. И никак от нее не избавишься - не ухватишь же и не забросишь на край ночи. Вот и остается - шагать, потупив голову.
Дойдя до палатки, Байназаров остановился и прислушался. Там - тишина, спят беззаботно молоденькие медсестры и санитарки. Как же ему теперь увидеть Гульзифу? Об этом Янтимер как-то не подумал. Ночь, за полночь вломиться в палатку, где спят молодые женщины, у него, конечно, и в мыслях не было. Окликнуть ее по имени, вызвать на улицу тоже отваги не хватит. Так решительно шагал сюда, а пришел - и потерял всю смелость. С шорохом вороша листья, он раз обошел палатку, другой раз, третий. Потом встал и задумался... Даже если вдруг выйдет Гуль-зифа, что он скажет ей, как объяснит свое появление здесь? Хватит ли духу рассказать о своих терзаниях? Какого совета, какой помощи попросит? Он уже хотел было повернуть обратно. Но опять передумал... За утешением - пусть и за самым малым, пришел он сюда. Ясный голос Гульзифы, один только ее голос был бы для него лекарством.
Вдруг угол закрывавшего вход брезента отогнулся.
- Кто здесь? Знакомый мягкий голос.
- Я. Байназаров.
В накинутой на плечи шинели она подошла к нему и, взяв под руку, повела в сторону, к стоящим кучкой березам.
- Что случилось? В такой час пришел...
- А ты чего не спишь?- вопросом на вопрос ответил Янтимер.
- И сама не знаю, не спится, и все, - с неожиданной тоской сказала Гульзифа.
Вдруг она ткнулась лбом в грудь Янтимера и тихонько заплакала. Парень растерялся. Что это - помощи просит, а может, в чем-то винит его? Как в таких случаях положено поступать? Приласкать, по спине и по волосам погладить, попытаться утешить? Или ждать, когда выплачется? Что делать, как в таких случаях поступать, не то что двадцатилетний Янтимер, это даже не всякий зрелый мужчина знает.
В женских слезах, в каждой слезинке - тысяча тайн, тысяча значений. Потому парень как стоял, так и застыл. Шинель медленно соскользнула с ее плеча и упала на землю, прошуршала сухая листва. Нагнуться бы, достать шинель - голову ее надо будет потревожить, так оставить - вроде бы невнимание. А в голове нерешительного лейтенанта все тот же вопрос - что же с ней?
Все узлы Гульзифа тут же сама и развязала. Сначала она подняла шинель, накинула на плечи. Вздохнула глубоко. И, только успокоившись, заговорила:
- Хорошо, что пришел. Думала, думала, на сорок ладов перебрала, так ничего и не надумала. Горевать боюсь и радоваться страшно. Ладно, ты пришел.
- Придешь, если ноги сами привели, - оживился Янтимер.
Допытываться он не стал. Нужно будет, сама скажет. Сказала, долго не тянула. Только печаль ее была не в незадачливом лейтенанте, которого "ноги сами привели".
- Я письмо из дому получила, - сказала Гульзифа, - ну... не совсем из дому, парень написал, нареченный мой, мы с ним обещание друг другу дали. Жених мой.
- Хорошо, коли написал, - пробормотал Янтимер и подумал про себя: "Мне-то чего, что написал?" Второй раз в жизни он почувствовал ревность. Первый раз было, когда в Терехте Анна Сергеевна назвала его "лебедышем", второй раз - сейчас.
- Хорошо-то хорошо, да не все-о... - протянула девушка. Обиды, проскользнувшей в голосе земляка, она не заметила. - Ногу ему оторвало, выше колена. Четыре месяца весточки не было. Теперь пишет: я калека, нога у меня, говорит, не вырастет, и я, говорит, тебе не пара... Эх, Хабирьян, дурачок!- голос ее опять задрожал, она всхлипнула. - Если, говорит, разлюбишь, так пусть сразу, ни капли винить не буду, лишь бы потом нам обоим вместе не каяться. Чтобы душа твоя не маялась. Или так реши, или эдак, жду, говорит, ответа, но из жалости, лишь для моего утешения, не пиши, ногу оторвало - вытерпел, надежда оборвется - тоже стерплю, меня не жалей, себя жалей. Вот так и написал.
- Что ж, хорошо все.
- Что же хорошего-то?
- Долг свой выполнил, домой живым вернулся, это хорошо. А ноги - они всякие бывают. Один на двух ногах еле тащится, другой и на одной пляшет. У нас в ауле зайчатник есть, Азнабай-агай. С гражданской вернулся, тоже одна штанина до колен пуста была. И что ж - краса аула, везде поспевает, любое дело в руках спорится, на охоту даже ходит, говорю же, первый в ауле зайчатник. Полон проулок детей с женою нарожали. Их дом возле проулка, так дети все время там кишмя кишат. - Байназаров рассказал сущую правду.
- Меня утешать не надо, Янтимер. Я ведь люблю его. Но зачем он мне такое письмо написал, такое... безжалостное? Как только рука поднялась? И унижается. Зачем? Вот что обидно...
- Вовсе не унижается. Настоящий мужчина, с судьбой говорит в открытую.
- Если бы с тобою так, ты бы написал?
- Написал. Только некому писать, нет такого человека... Гульзифа почувствовала в этих словах горечь, но говорить об этом посчитала не ко времени.
- Спасибо, Янтимер, утешил ты меня. И слова твои, и сам ты... А то ведь я жалеть уже начала Хабирьяна. Боялась, как бы жалость эта не захватила всю душу, так и пролежала чуть не целую ночь. Возьму и напишу сейчас письмо, каждую букву бисером вышью: "Не опускай крылья, пусть тебе опорой будет моя любовь. Все равно ты мой. И никому другому тебя не отдам", - так и напишу.
- Так и напиши. И не бойся... Счастливые будете, - сказал джигит. А про себя от души пожалел своего далекого сверстника. Представил, что сам лишился ноги, и сердце похолодело. Не приведись! Перед глазами прошла картина: по склону горы спускаются двое - ровно шагает молодая красивая женщина, а рядом, откидывая вбок деревянную ногу, ковыляет мужчина. Это Гульзифа и Хабирьян. Янтимер зажмурился и снова открыл глаза - исчезло.
- Сам не говоришь, так и я не спросила. Ты-то чего не спишь? Тоже, наверное, не зря сон бежит?
- Нет, просто шел мимо. Сегодня мои солдаты в карауле, вот и обхожу, нашелся лейтенант. - Ладно, я пойду.
- Прощай, спокойной ночи. - Девушка протянула руку. Парень быстро пожал и тут же отпустил. Мягкие ее пальцы в этот раз были холодны.
- Спокойной ночи, сладкого сна, приятных сновидений, - вдруг велеречиво сказал джигит. Чужая печаль коснулась его души и на миг приглушила собственную маету.
Толком не поняв, зачем он приходил сюда, но чувствуя, что приходил не зря, Янтимер ушел. Развеяв сомнения Гульзифы, оборвав свои только было народившиеся мечты, загасив где-то там в глубине души готовые вот-вот вспыхнуть искры, зашагал он, куда понесли ноги. И будто не сухие листья давит, а еще не распустившиеся почки своих надежд.
Так лейтенант Байназаров наткнулся на большую палатку. Сквозь узкую щель протискивается тусклый желтоватый свет, но далеко не идет, тут же смешавшись с лунным светом, теряется в листве. Тихий, как бормотанье, разговор доносится из палатки. Выросший среди лесов Янтимер с детства был чуток к голосам. Десятки видов птиц не то что по пению, даже по чириканью мог различать. Ему повезло, что с этим своим даром он угодил в разведку.
Повезло... Но завтра по приказу лейтенанта Янтимера Бай Назарова смертельные пули ударят не в подлое сердце фашиста, а в сердце его, Янтимерова, соотечественника. А может, есть выход, есть способ избавиться от этой страшной обязанности? Разве нет во всей бригаде других солдат, кроме взвода разведки?
Одного из говорящих в палатке Янтимер узнал сразу. Это же комиссар Зубков - Арсений Данилович! Вот куда сами собой привели его своевольные ноги. А почему это соображение не пришло ему в голову раньше? Явиться бы лейтенанту сразу и сказать: "Товарищ комиссар, не могу я, рука не поднимается, избавьте меня!" И сейчас не поздно. Недаром, выходит, ноги сами привели его сюда.
В палатке двое. Второй голос Байназарову не знаком. Стало неловко: стоит, подслушивает, будто соглядатай какой. Он отошел в сторону.
Голоса смолкли, и вскоре из палатки вышел подтянутый, быстрый в движениях человек. Лица Янтимер не разглядел, но при лунном свете по виду-походке сразу узнал его. Это был командир мехбата Руслан Сергеевич Казарин. Капитан тоже заметил Байназарова, но лишь, резко повернув голову, бросил на него взгляд и быстро прошел мимо.
Участь Любомира Зуха заставила капитана Казарина забыть и про собственную болезнь, и про собственное горе. Дважды мог Руслан Сергеевич уберечь этого непутевого сержанта от беды. Первый раз - в Подлипках. Одну-то девушку принять в часть санитаркой или телефонисткой ему ничего не стоило. Свою болячку на других вымещал, за свою беду на весь мир ощерился, за грех одной Розалины весь женский род возненавидел. Второй раз - уже здесь, вчера. Однако тут преградой стали честь командира, воинский долг, верность присяге, а более всего - беспощадный закон военного времени. А спасти еще было не поздно... Дважды оплошал капитан. Хотя посмотреть - так ни в тот, ни в этот раз ошибки он не совершил. Никто ни в чем обвинить его не может. А за ЧП в подразделении держать ответ и понести наказание он готов. Но не предстоящее наказание мучало капитана.
Всю ночь промаялся без сна Руслан Сергеевич, чувствовал: вот-вот схватит приступ печени... но испугался ли тот, пожалел ли - не схватил. Пронесло. Слабая искра надежды привела его и к комиссару. Казалось ему, что если подробно, от начала до конца расскажет все, то этим он разделит вину сержанта, возьмет ответственность на себя и изменит судьбу Зуха, отведет от него беду. Коли разделит, то и беда полегчает. Но он столкнулся с бедой, разделить которую было нельзя, не делилась она, и он растерялся.
Комиссар в белой нательной рубашке, в накинутой на плечи шинели сидел, обхватив колени, на низких нарах, наспех сколоченных из неструганых досок, и словно бы безучастно, не перебивая и не поддакивая, слушал сетования капитана. Его согнутое пополам тело съежилось, стало еще меньше. Рядом стояла коптилка из гильзы сорокапятимиллиметрового снаряда, скупой свет желтым налетом ложился на его седые волосы. Умные глаза запали, совсем укрылись в тени. Сидящего на толстом чурбаке Казарина он вроде и не замечает, опустил голову и молчит. Может, задремал. Нет, сна у Арсения Даниловича ни в одном глазу. Капитана Казарина - образцового командира, всегда подтянутого, всегда тщательно одетого, точного в жестах и словах, металлическим голосом отдававшего приказы и тем же металлическим голосом четко, отрывисто докладывавшего начальству - комбата, который на военных учениях и в ночных бросках был всегда первым, Зубков слушал сейчас внимательно. Но, слушая, думал о самом Руслане Сергеевиче. Расхлябанных комиссар презирал, с чересчур аккуратными был настороже. Но люди-то в заготовленные тобой рамки не всегда умещаются. Сухой, щеголеватый комбат и жил-то, казалось, от команды до команды, от приказа до приказа - и вот, пожалуйста... Наивная душа, на чудо надеется!
Капитан заговорил с особым напором: - Как мне теперь с совестью своей поладить, Арсений Данилович? Я должен спасти Зуха. Посоветуйте, помогите! Нельзя ему умирать! Пусть меня накажут, пусть в рядовые разжалуют, отправят в штрафбат, только пусть его в живых оставят. Помогите... - капитан вдруг замолчал.
Упала короткая тяжелая тишина.
- Я вам без обиняков скажу, Руслан Сергеевич, - все так же не шевелясь, заговорил комиссар, - то, о чем вы просите... Такое только в книгах может случиться. Если бы книга закончилась чудом, о котором вы просите, читатель вздохнул бы с облегчением. Книга, если в ней чуда нет, мертвая книга. А здесь... - Он вдруг вскинул голову, прислушался к отчетливым артиллерийским раскатам и кивком показал вокруг. - А здесь жизнь. Здесь война. И свои суровые законы. Я наверх шифровку послал, просил изменить приговор. Ответ должен прийти в течение двенадцати часов. В семь тридцать конечный срок. А сейчас, - он посмотрел на наручные часы, четыре. Будем ждать. Если ответ придет благоприятный - можно считать, что случилось чудо. Кто знает...
Поняв, что разговор закончен, комбат попрощался и вышел. Комиссар Зубков остался сидеть на нарах, все так же обхватив колени руками, и лишь качнулся несколько раз. Пламя коптилки вытянулось вслед капитану, затрепетало, словно хотело увязаться за ним. Какие-то тени пробежали по палатке. Должно быть, тень комиссара, ломаясь, замельтешила по брезенту.
- Разрешите?- послышался робкий голос. Отрешенно сидевший Арсений Данилович вздрогнул.
- Разрешите? Лейтенант Байназаров.
Снова нахлынула тревога, и комиссар с раздражением сказал:
- Что вы все ко мне за полночь, как к гадалке, тянетесь? Ночью человек спать должен. Завтра не праздник.
- Да, не праздник.
- И что же?- Зубков, резко повернувшись, спустил ноги с нар. На ногах белые шерстяные носки. Интересно: кто же ему связал их?
- Товарищ комиссар! Я завтра должен командовать расстрелом сержанта Зуха. Я не могу отдать такого приказа.
- Почему?
- Я еще ни одного фашиста не убил, даже еще не стрелял в него. Почему же я с самого начала должен своего убивать? Я это не могу. Поручите другому. - Откуда пришла к Янтимеру такая решительность? Голос звучит твердо, повелительно даже.
- Значит, для тебя это тяжело?- слова "тебя" и "это" Зубков сказал с нажимом.
- Тяжело. Язык не повернется, рука не поднимется.
- Стало быть, для те-бя э-то дело - постыдное, грязное?- со злостью сказал комиссар. Правота лейтенанта, собственное бессилие вывели его из себя.
- Постыдное, грязное, кровавое, - упрямо повторил Янтимер.
- Ты кто, лейненант Байназаров?
- Я? Я...
- Ты командир взвода разведки! Ты получил задание, а ты это постыдное, грязное, кровавое на другого спихнуть хочешь. Другие, по-твоему, безжалостные и бездушные? Так, что ли?- Комиссар помолчал и сказал, уже тише:- А мне каково? Мне, думаешь, легко? Приговор вынесен. И в исполнение его приводишь не ты один - и я, и комбриг, и командарм. Пойми! Он де-зер-тир - на полном основании считается таковым! Если бы каждый, кто хочет, брал военную технику и мчался сломя голову на любовное свидание? И без того бригаду лихорадит, чепе за чепе, - последние слова, должно быть, он сказал, чтобы уверить и утешить самого себя. Немного помолчав, он снова повысил голос:
- Белые перчатки запачкать боишься, лейтенант?
- Чего боюсь, и сам не знаю, товарищ комиссар, но боюсь... - И Янтимер вдруг привел довод, которого и в мыслях не было, странный довод, похожий на уловку. Если бы этот довод вышел из уст, скажем, Лени Ласточкина, было бы понятно. Но то, что эти слова сорвались с языка лейтенанта Байназарова, не лезло ни в какие ворота. Не моргнув глазом, он заявил:- Мне ведь, товарищ комиссар, когда вернусь, артистом надо стать. А меня потом всю жизнь совесть будет мучить.
Комиссар молчал. То ли вдруг задумался, то ли был изумлен такой глупостью. Но потом с той же категоричностью подвел черту:
- Прежде чем стать артистом, лейтенант Байназаров, тебе надо стать солдатом. Солдатом! Нам уже не завтра - сегодня в бой. В беспощадный бой с фашистами! Ступай, и нечего слюни распускать, - И это сказал человек, который в Подлипках после концерта при всем народе назвал его "пламенным трибуном". Такого жестокого отпора Янтимер не ожидал. И сразу сник.
- Значит, идти?- сказал он, опустив голову.
- Идти... - В голосе комиссара невольно проскользнули горечь и жалость.
Лейтенант, собрав все силы, постарался повернуться и выйти четко, по-военному.
Прав, и не только прав, десять раз прав лейтенант, но все же говорить с ним иначе было нельзя. И то, что пришлось говорить так, еще больше расстроило Зубкова. Действительно, свой воинский путь лейтенант должен начать с тяжкого дела. Жестокое испытание. Безжалостное. Но иначе нельзя. Воинский приказ без причины не меняют. Кому он дан, тому исполнять. Понять парня можно, только утешить нельзя. Тяжело ему. А кому легко? Комбату Казарину? Ему самому, комиссару Зубкову? А Мария Тереза и Ефимий Лукич? Им тоже несладко.
Сорвался с горы большой камень, катится вниз, никого не щадя, и ни остановить, ни в сторону сбить его никто не может. Сомнет, покалечит, а кого-то раздавит вчистую и ухнет в пропасть. Только в ушах останется гул и на душе мука. Понемногу утихнут и они. Острая, на долгие годы затаившаяся боль из глубины кольнула сердце комиссара. Боль эта поднималась всякий раз, когда комиссар чувствовал себя никчемным, беспомощным, обиженным понапрасну.
В душе Арсения Даниловича, где-то на самом ее донышке, все еще дышал последний уголек надежды. Сам он еще старался верить в "возможное чудо", о котором говорил Казарину, но уверить других не мог, не смел. Оттого и с Байназаровым разговаривал сурово, без колебания. "Слова-то, может, только словами и останутся", - мелькнула мысль. Из палатки Байназаров вышел оглушенный. Такой разговор, суровый тон комиссара, который своей доброжелательностью, сдержанностью, вниманием снискал уважение всей бригады, подкосили лейтенанта. "Вот тебе и пламенный трибун, - подумал он, - трибун!.." Вдруг в его сознании рядом с этим словом возникло другое слово, из того же корня, но зловещее, полное страшного смысла: ТРИБУНАЛ.
Обратно в свой шалаш Янтимер не спешил. Впрочем, он его так скоро и не нашел бы. Луна, затянутая тонкой пленкой облаков, потускнела, присмирела. Теперь она и с пути не собьет, и пути не укажет. Байназаров вспомнил, что нужно пройти через неглубокий овраг. Нет, овражек он уже проходил, когда ушел от Гульзифы. Значит, его шалаш где-то рядом. Там, как назло, Леня Ласточкин, спит себе беспечно, даже видеть не хочется. Вороша рыхлый пласт листвы, Янтимер пошел куда глаза глядят. Когда проходил мимо землянки комбрига, его остановил часовой, но, узнав командира взвода разведки, пропустил дальше. И даже сказал: "Извините, товарищ лейтенант!" Этот солдат тоже был чуть-чуть артистом и помнил, с каким восторгом слушал в Подлипках "Левый марш". А Байназаров, уже отойдя немного, вдруг зацепился ногой за спрятавшийся под листвой пенек, сразу выпрямить свое большое тело не смог и пробежал несколько шагов, но все же удержался, не упал. "Дурак!" - со злостью обругал он то ли себя, то ли пенек. В гнилом осиновом пеньке ума, конечно, не туго набито. Слыть в дураках ему не привыкать, на то он и пенек. Но если в ком хватит духа - тот и себя укорит, а во всех бедах винить только гнилой пенек под ногами тоже не дело... Не зная, куда идти дальше, Янтимер постоял на месте. Тут совсем рядом послышались те же, надоевшие, раз за разом нагнетавшие тревогу слова. Но сейчас они для лейтенанта потеряли свой обычный гнетущий смысл. Просто знакомые возгласы. Выходит, он не заблудился.
- Стой! Кто идет?
- Разводящий.
- Пароль?
Перед гауптвахтой меняют караул. Тонкий дрожащий голос разводящего Демьянова вернул Янтимера к действительности, отдался зубной болью. Вот так же скрежет железа порою пронзает зуб, наждаком проходит по сердцу. Бай-назаров, крепко поморщившись, посмотрел в сторону гауптвахты. И в этот момент ему в голову пришла неожиданная мысль, вернее вопрос: "Там, в землянке - что же за человек сидит? Кто он?.." Желание увидеть его сейчас же, в эту же минуту, охватило Янтимера. Крепко схватило и не отпускает. И давит все сильней и сильней. Демьянов и сменившийся часовой пошли обратно от поста, который был в метрах тридцати-сорока отсюда. Громкий шорох шагов прокатился рядом. Своего командира, стоявшего в тени большой березы, они не заметили.
- Демьянов, - тихо позвал Байназаров, Тот, насторожившись, тут же остановился. Солдат продолжал шагать. "Должно быть, померещилось", подумал разводящий, но не успел сделать и двух шагов, оклик повторился:Демьянов...
Чуткий, сметливый Демьянов, прикинув, откуда зовут, поспешил на знакомый голос. Подбежав к командиру, начал докладывать, как положено по уставу:
- Товарищ командир, разводящий сержант Демьянов...
- Знаю, - перебил его лейтенант, - как он там?..
- Кто, товарищ лейтенант?
- Там... тот человек, - Байназаров кивнул в сторону гауптвахты, арестованный,
- Спит. Как ни посмотришь - спит. Хоть бы с боку на бок перевернулся.
- Фонарик есть?
- Вот, карманный. Хорошо светит.
- Мне к нему зайти можно?
- Почему нельзя? Можно. Вы же мой непосредственный командир. Палочку из щеколды вынем, и все.

издаваемый Президентом Российской Федерации правовой акт (Указ), который освобождает от наказания и иных уголовно-правовых последствий осуждения лицо, совершившее преступление, а также смягчает назначенное ему наказание (ст. 85 УК РФ).

Отличное определение

Неполное определение ↓

ПОМИЛОВАНИЕ

акт высшего должностного лица Российской Федерации, полностью или частично освобождающий конкретное лицо от наказания либо заменяющий его более мягким.

Право на П. имеет каждый осужденный (Конституция РФ, ст. 50). Ст. 85 УК РФ, воспроизводя положение Конституции РФ об осуществлении помилования Президентом Российской Федерации, содержит также указание на то, что помилование применяется в отношении индивидуально определенного лица. По сложившейся практике ходатайство о П. может подаваться по отбытии не менее? назначенного срока наказания. Такое ходатайство может исходить от самого осужденного, его родных и близких, общественной организации или администрации соответствующего исправительного учреждения.

Актом П. соответствующее лицо может быть: а) освобождено от дальнейшего отбывания оставшейся части наказания; б) оставшаяся неотбытая часть наказания может быть сокращена; в) оставшаяся неотбытая часть наказания может быть заменена более мягким видом наказания; г) с лица может быть снята судимость.

ПОМИЛОВАНИЕ

снисхождение, ослабление или отмена наказания. Право П. - одно из конституционных полномочий главы государства во всех странах мира. В Российской Федерации право П. отнесено, к компетенции Президента РФ. Правовая база вынесения акта П. содержится в Конституции РФ (п. "в" ст. 89) и в Уголовном кодексе Российской Федерации (ст. 85). Акт П. не является уголовным законом. Акт П. выносится в отношении индивидуально определенного лица (лиц), это акт индивидуального милосердия. По акту П. лицо, осужденное за преступление, может быть освобождено от дальнейшего отбывания наказания либо назначенное ему наказание может быть сокращено или заменено более мягким видом наказания, с лица, отбывшего наказание, актом помилования может быть снята судимость. Указом Президента РФ от 12 января 1992 г. образована Комиссия по вопросам помилования при Президенте РФ, в компетенцию которой входит подготовка материалов для решения вопросов о П. (см. Ведомости РСФСР. 1992. 4. Ст. 154). С ходатайством о П. вправе обращаться как сами осужденные, так и их родственники, общественные организации, трудовые коллективы, а равно администрация исправительного учреждения или иной орган, ведающий исполнением наказания. П. может быть применено к любому осужденному, в том числе к лицу, осужденному за тяжкое или особо тяжкое преступление к любой мере наказания. Согласно ч. 3 ст. 59 УК РФ смертная казнь в порядке П. может быть заменена пожизненным лишением свободы или лишением свободы, на срок двадцать пять лет. Правоохранительные органы непосредственно реализуют предписания, содержащиеся в акте П., не конкретизируя их.

Отличное определение

Неполное определение ↓